Письма самому себе - страница 6

Пейзаж открылся просторный, не смотря на высотки. На горизонте темный цвет зимнего неба запачкан желтой пылью, от замерзшей влаги и скопления газов, и становился все чище кверху, и уже над самой головой становился ослепительно синим. Стволы кедров, с одной стороны подсвеченные рыжими фонарями, загадочно сияли, а их кроны, будто залезшие подальше от бренности земли, только подчеркивали высоту звездного полотна.

Улица – это такое место, которое нужно обжить. Улица – это то место, куда ты попадаешь, покидая свой подъезд. Там мало знакомых тебе людей, в основном знакомы только очертания домов и местоположения остановок, магазинов. Улица – это протяженная в пространстве лента асфальта. Улица – это что-то из детства.

Иногда на улице бывает мокро, грязно, ветрено, мусорно. Когда там все хорошо, люди этого обычно не замечают, и их внимание переносится на совершенно другие вещи – в голове могут возникать разные мысли, и никакие внешние условия не могут вырвать человека из самого себя. Некоторые, правда, видят что происходит вокруг, но нельзя видеть все вокруг одновременно. Даже если бы у человека была сотня глаз, ему было бы сложно держать во внимании все сразу.

Поэтому мы обращаем внимание не на все, что попадается на пути, а только на какую-то часть, отфильтрованную и интерпретированную нашей картиной мира. Хорошие видят хорошее, испуганные видят пугающее, неуверенные видят везде угрозу, а мизантропы обращают больше внимания на неприятных прохожих, и на самые неприятные стороны обыкновенных.

Но Антон был не из таких. Он умел замечать в людях хорошее. Сейчас уже сложно вспомнить, когда это произошло – когда в его голове что-то щелкнуло, и он подумал: «А ведь плохое может увидеть каждый, да и видит обычно. Что ж я буду тратить драгоценные минуты своей жизни, концентрируясь на том, что мне не нравится, и что я при этом не могу изменить» – и перестал замечать дурное. Абсолютно. Нельзя сказать, что это было резко, как включить лапму. Антон еще помнит, что его нынешний взгляд на мир – золотой плод долгой работы над собой, тот самый философский камень, не только превращающий металлы в золото, но и умиротворяющий, облагодетельствующий людей вокруг. Это линза, через которую видно добро и человеческое тепло даже в самых страшных городах и ситуациях.

А еще бывало, что Антон шел по улице с музыкой в ушах, но не так как раньше – прячась в нее от шума и внешних воздействий, которые его угнетали, пытался отвлечься, но теперь он включал музыку редко, предпочитая тишину, пусть и не тихую, зато мелодия, звучащая из маленьких динамиков заставляла мир танцевать. Голуби уже не просто проворно перебирали лапками по грязному асфальту, быстро тряся головой, а попадали в ритм, становящийся общим.

Ветер трепал голые ветви в такт музыке, люди шли, рядом шурша и барахтаясь в кашеобразном снегу, плыли машины, мигали светофоры, и самое существо Антона отрывалось от земли, парило, несомое ласковой волной гармоничных звуков, или он ускорял шаг, стараясь обходить людей, когда на глазах выступали слезы, жадно хватал воздух ртом, пытаясь избавиться от сухого и горького комка в горле, переживая трогательные и сильные моменты. Танцевал ветер, и снег под подошвами становился розовато-персиковым.

Казалось бы, уже в десятый раз, ну что за переживания такие? Но сердце, открытое миру, съеживалось, чувствуя каждое прикосновение интервала, интонации, деталей в выражениях лиц прохожих, оттенки запахов в теплом декабрьском воздухе. Хотелось плакать от счастья. Жаль, что обычно эти чудеса заканчиваются к январю.