– Дело не в неопределенности ответов. Просто разговор касался только нас двоих, пусть между нами и остается.
– Только вас, значит? – со смешком переспросила Стасилия. – Стало быть, обо мне не было ни словечка?
Ну точно, или Герберт растрепал, или сама догадалась.
– Возможно пара словечек и была. Например, о том, какие отношения связывают тебя с Аманом?
Стэйси пожала плечами и легко ответила:
– Дружеские, пожалуй. Или у тебя появились поводы считать иначе?
– У меня – нет, но Герберт считает тебя кем-то гораздо более важным, чем просто подругой, – нахмурился, вспомнив его слова на балу, снова вызвавшие внутри неконтролируемый приступ раздражения.
Спутница задумалась на какое-то время, а потом пробормотала, закусив край нижней губы:
– Понимаю, почему он может так считать, но он сильно ошибается. Постараюсь разубедить его при встрече.
Ее ответ мне не понравился. Как минимум, потому что он подразумевал ее встречу с Гербертом и разговор с ним же. Из-за клокочущей внутри ревности сам себя узнавал с трудом. Мне ведь всегда были безразличны чужие судьбы и отношения. Но со Стэйси всё было иначе. Настолько иначе, что иногда меня пугали собственные чувства.
– И что же привело Герберта к столь чудовищному заблуждению? – Произнес, безуспешно пытаясь унять злость, а когда Стэйси ответила, стало понятно, что больше можно не пытаться.
– Когда нам было лет по четырнадцать, мы поцеловались, – начала она, но заметив, что я от этого заявления потерял дар речи, торопливо добавила: – Это было во время игры в «слово или дело» и ничего не значило. По крайней мере для меня не значило, Ади.
Все внутренние ресурсы ушли на то, чтобы унять участившееся дыхание и изгнать из головы навязчивый образ того, как Аман целует Стэйси. И плевать, что это было давно и мы тогда даже знакомы не были. Картинка в голове сменилась на то, как мои ладони крепко сжимаются на шее Герберта. Так-то лучше.
Откашлялся и без большого энтузиазма признался:
– Я провел первые двадцать пять лет своей жизни, не покидая пределов Первого замка и понятия не имею о том, как развлекаются четырнадцатилетние подростки. И в моем понимании поцелуй должен значить что-то для обеих участвующих в нем сторон, разве нет?
Она напряженно улыбнулась:
– В такие игры обычно играют холодными и темными ночами у костра, когда поговорить не о чем, а по домам расходиться не хочется, – Стэйси успокаивающим жестом коснулась моего локтя. – Игроки по очереди делают выбор между «словом» и «делом». Выбравший первое должен честно ответить на любой заданный вопрос. Выбравший второе – выполнить загаданное действие.
– И какой же вопрос ты сочла настолько неудобным, что предпочла поцеловать Герберта, чтобы на него не отвечать?
Ее ладонь так и осталась лежать на сгибе моего локтя, но несмотря на это, сердце все еще билось быстрее обычного, а тяжёлое дыхание распирало легкие изнутри.
– Десять лет прошло, ты правда думаешь, что я помню? – легкомысленно пробормотала Стэйси.
Когда мы подошли к королевским покоям, сопровождающие гвардейцы выстроились по обеим сторонам широкого коридора, а те, что стояли на страже, услужливо распахнули двери, впуская нас внутрь.
Поскольку Стасилия, не говоря ничего, вошла в гостиную, зашел следом.
– Ваши Величества, – удивленно поздоровалась девушка, протиравшая в этот момент пыль со стоящих на комоде статуэток, и принялась кланяться каждому из нас.
