Письма времени - страница 14



Жгучих полдневных лучей,
Знойных полуденных красок,
Бархатных синих ночей.
Вот из зеленого сада,
Солнца пригрета лучом,
Свесилась гроздь винограда
Желтым живым янтарем.
Знойной томимся мы ленью,
Небо – как купол без дна.
Манит приветливой тенью
Нас отдохнуть чайхана.
                        III
Сижу в чайхане. Полумгла.
Я – на ковре, поджавши ножки,
Передо мной – пиала,
Киш-миш и пресные лепешки.
Кругом ковры. Полдневный жар
Там – за стеной, а здесь – прохлада.
Журчит огромный самовар.
Восточной лени сердце радо.
Чуть слышен запах анаши
Смолистый, нежный и дурманный.
И сладко мне вот здесь в тиши
Сидеть часами в грезе странной.
                        IV
Солнце печет нестерпимо.
Пышет полуденный жар.
Сарты проносятся мимо.
Вспомнил – сегодня базар.
Вот, колыхаясь, проплыли
Два полысевших горба,
С грохотом в облаке пыли
Быстро промчалась арба.
В пекле полдневного жара
Пылью дышать – свыше сил.
Мы – в самом сердце базара,
Где-то осел затрубил.
Тут со своими коврами
Персы сидят, здесь текин
Бойко торгует сластями,
Тут же корица и тмин.
Золотом шитые ткани,
Перстни, запястья, шелка
В многоголосом тумане
Пыли стоят облака.
Громко заспорили где-то,
Яростно вскрикнул один.
С ближнего к нам минарета
Звонко запел муэдзин.
                           V
Вечерний час. Затих степной аул.
Мерцает небо синим звездным светом.
Притихла степь. Умолк вечерний гул,
Гортанный звук плывет над минаретом:
«Алла! Алла! Благодарим тебя
За этот день, так мирно проведенный,
За мирные стада, за вечер благовонный.
Алла! Алла! Благодарим тебя!»
Спустилась ночь. Приник в степи ковыль.
Баран проблеял. Снова тихо стало.
В вечерней мгле так остро пахнет пыль.
Ночь бархатное стелет покрывало.
7 августа 1921 г.
                         Безумие
Прибрежные сосны так глухо шумели,
Так странно шептался встревоженный лес,
И струи дождя так уныло звенели,
И молньи сверкали над краем небес.
И парус наш грубый, косой и лохматый
Под ветром осенним ревел, как больной,
И в хаос сливались и грома раскаты,
И ветра осеннего жалобный вой.
А с темного берега что-то кричало,
Как будто звучало – «вернись, о, вернись!»
Порывами волн нас бросало, качало,
Вдруг кто-то мне тихо шепнул: «Оглянись…»
И я обернулся… И в ужасе диком
Застыл и безвольно смотрел над водой —
Там кто-то ужасный с мерцающим ликом,
Огромный и черный всплывал над ладьей.
И я задрожал, мои спутники – тоже
И каждый был бледен лицом, как мертвец,
Все молча застыли, и было похоже,
Что общий для всех наступает конец.
Так длилось мгновенье… Но призрак качнулся
И тихо растаял на гребне волны…
И все мы вздохнули, и каждый очнулся,
Стараясь прогнать беспокойные сны.
И было ль то сном, или плодом раздумья,
Иль пенной игрой разъярившихся волн, —
Но ясно нам было, что сам Царь Безумья
На это мгновенье входил в утлый челн.
Когда же приплыли – мы молча простились,
Очистилось небо, промчалась гроза;
Но чувствовал каждый – как будто страшились,
Боялись взглянуть мы друг другу в глаза.
8 июля 1921 г. Кинешма

Л.М.Чернову-Плесскому
Надпись на альманахе «Земные ласки»
Милый мой! Одно нам солнце
Освещает путь кремнистый,
Ночью – в тусклое оконце
Светит месяц серебристый.
Завтра в путь. До света рано
Мы уйдем тропой тяжелой,
Но из мглистого тумана
Глянет с неба день веселый.
Посох в путь с речного склона
Мы сломали в волжских плесах —
Верь: цветами Аарона
Зацветет наш бедный посох.
Посох наш – твой холмик малый —
Веха первая в дороге.
Будет путникам усталым
Отдых в солнечном чертоге.