Интересна и разница их отношения к другому политическому слуху. «Император, – пишет Пушкин в 1835 г., – даровал милость большинству заговорщиков 1825 г. (разрешение Кюхельбекеру, напр., жить в южной части Сибири)». Иначе относится к этому скептически-умная Осипова: она готова радоваться вести об улучшении положения «несчастных ссыльных – но правда ли это? Не только ли в Петербурге этому поверят?».
Она жестоко иронизирует над «избирательными глупостями» своего сословия (дворянские выборы) и с большой свободой убеждений заявляет в начале 30-х годов, что «наше дворянство еще похоже на варваров». В отличие от многих петербургских знакомых Пушкина, Осипова относилась явно отрицательно к личности Николая I и к системе его управления страной. Даже по кратким высказываниям ее в письмах к Пушкину Прасковью Александровну следует отнести к рядам оппозиционного дворянства первой четверти XIX века. Это отчетливо сказывается и в ее глубоком сочувствии «несчастным ссыльным» 1825 г. Отметим, что декабрист Муравьев-Апостол и петрашевец Кашкин оба находились в довольно близком родстве с владелицей Тригорского.
Пушкин относился к П. А. Осиповой с чувством серьезной и почтительной привязанности, он никогда не допускал по ее адресу тех насмешливых отзывов, которые были для него привычны в отношении многих других женщин. Ей посвятил он «Подражания Корану», «Простите, верные дубравы!», «Быть может, уж недолго мне…» и прелестный мадригал:
Цветы последние милей
Роскошных первенцев полей.
Они унылые мечтанья
Живее пробуждают в нас.
Так иногда разлуки час
Живее сладкого свиданья.
П.А. Осипова намного пережила своего друга-поэта. Она скончалась 8 апреля 1859 г. и погребена на погосте Городища в полуверсте от Тригорского.
П.А. Осипова – А.С. Пушкину
Конец 1826 г. Тригорское
…в новом году вы отдохнете – и затем улетите из наших объятий – к новым радостям, к новым наслаждениям – к новой славе. Прощайте, целую ваши прекрасные глаза, которые я так люблю. П. О.[12] Сбоку: А. Пушкину где он найдется.
П.А. Осипова – А. С. Пушкину
19 июля 1831 г. Тригорское
Благодарю вас за любезное письмо, которое я только что получила, мой дорогой Александр, благодарю за дружеское его содержание; мы надеемся, что Евпраксия будет счастлива с избранным ею человеком, который, по-видимому, обладает всеми качествами, укрепляющими семейное счастье. 8-го этого месяца состоялось бракосочетание; я провела 3 дня во Вреве, и ваше письмо пришло во время моего отсутствия, кроме того, оно было адресовано в Опочку – и пролежало там несколько лишних дней. Несмотря на известия, помещенные в Петербургской литературной газете, холера не была в Острове – кроме как в головах врачей, и до прошлого понедельника Псков тоже был ею пощажен. С тех пор я ничего о ней не слыхала. Наш маленький кружок, благодарение богу, до сих пор оставался нетронутым – но в Островском уезде болезнь, говорят, появилась, впрочем, кажется, не в угрожающих формах. Вообще же, вероятно, большая смертность должна быть приписана неуменью лечить эту болезнь и той скорости, с которой она развивается у больного, а не ее эпидемическому характеру. Это болезнь повальная, а не зараза. Мы живем потихоньку и благодарим бога за его охраняющую благость, но мы не можем быть ни счастливы, ни спокойны, пока не будем уверены, что наши друзья в Петербурге, Царском и Павловске вне опасности. Нравятся ли мне ваши воздушные замки? Я не успокоюсь, пока это не осуществится, если я найду к этому малейшую возможность – но если это невозможно, есть на окраине моих полей на берегу большой реки маленькое имение, прелестное местечко, домик, окруженный прекрасной березовой рощей. Земля продается одна, без крестьян. Не хотите ли ее приобрести, если владельцы Савкина не захотят с ним расстаться? Впрочем, я постараюсь сделать все возможное. Прошу вас передать вашей прекрасной супруге привет от меня, как от человека, который нежно вас любит, восхищается ею понаслышке и готов полюбить ее всем сердцем. Да сохранит и сбережет вас бог, вот мысль, господствующая сейчас в моем уме и сердце.
