Она осторожно положила телефон на прозрачный столик, откинула одеяло и тихонько выползла из кровати. Подошла к зеркалу. Взъерошенные со сна волосы, чуть припухшие веки и непроницаемые черные глаза… В них никто и никогда ничего не мог прочитать. Зачем? Зачем кому-то знать, что происходит у неё в душе. Разбираться нужно самой. Вот и сейчас – что-то изменилось в её жизни? Что-то произошло? Умер давно чужой человек. Человек, с которым она не общалась уже много лет, от которого родила своих детей – дочь и сына. С которым делила постель, строила дом… В котором искала свой идеал. А Гриша был другой, совсем другой. Со своей жизнью, своими взглядами на мир. Любила придуманный образ, пыталась сделать его хоть чуточку похожим. Но ничего не получалось, он оставался таким же. А она плакала, страдала и настойчиво меняла его. Человек, которому не могла простить… свои ошибки.
Маша правдолюб по жизни – врать не умела по определению. То есть совсем. У неё в голове не укладывалось, как можно сказать то, чего нет на самом деле, или не ответить на поставленный вопрос. А Гриша, совершенно катастрофически правду говорить не умел. Он лгал вдохновенно, артистически, по поводу и без, рассказывая невероятные истории и, похоже, сам в них верил. В рассказах делал головокружительную карьеру, зарабатывал бешеные деньги, просто всегда мешали какие-то мелкие неприятности и злопыхатели. При этом все и всегда почему-то раскладывалось в его пользу.
Маша давно уже отказалась от ненавистной работы бухгалтером, к которой, как выяснилось, никогда не имела ни склонности, ни таланта, и теперь преподавала йогу. Йога успокаивала, помогала найти себя и служила надежным мостом над жизненными оврагами и провалами. Но зато сейчас она не могла позвонить в зал и отменить занятие – её ждали ученики, да и внутренняя собранность, присущая, ей не допускала слабости и уныния.
На кухне достала из холодильника йогурт, вытащила баночку с медом. До занятий было ещё почти четыре часа, можно даже съесть тост. Солнце поднялось, день обещал быть жарким. В открытое окно залетела пчела и, назойливо жужжа, билась в закрытую половинку. Маша взяла в руки полотенце и подошла к окну. Пчела ползла по стеклу, старательно пытаясь проникнуть сквозь двойное заграждение. Стекло не пропускало, но пчела искала и искала выход – настойчиво, целеустремленно. Отлеплялась, снова пикировала на прозрачную преграду, сердито жужжала, билась о препятствие. Осторожно приложив полотенце к разъяренному насекомому, Маша тихонько начала двигать пчелу к открытой половинке окна. Пчела старалась вырваться из плена, ей это периодически удавалось, но Маша была не менее настойчива, и, наконец, пчела оказалась на воле.
Удовлетворенная добрым делом, взяла свой йогурт. Обычная утренняя суета не прерывала потока мыслей, побежавших в прошлое. Йога дисциплинировала, и Маша давно привыкла находиться «здесь и сейчас». Но почему-то эта привычка отказала в самый неподходящий момент. Не было ощущения ни кухни, ни настоящего времени.
***
…Тонечка родилась здоровым спокойным ребенком. Она спала по шесть часов подряд, просыпалась, кушала, агукала минут двадцать и отправлялась спать дальше. Снова всплыла та картина… Детская кроватка, стоящая возле стеклянной двери, засыпана осколками тяжелого рифленого стекла, а Гриша, с пропитанной кровью повязкой на правой руке, покачиваясь, тупо смотрит на жену. Тосенька тяжело всхлипывает на диване в соседней комнате.
