Остановившись около современной скульптуры – чересчур худого и абсолютно голого мальчика из бронзы, – Строганов принял вид экскурсовода:
– По замыслу скульптора – это символ нового века. Наверное, макдональдсы закроют и есть будет нечего, – огорченно пояснил он. – А еще говорят, что во время дождя он как будто писает.
– Не присматривался, – буркнул я, спускаясь в пиццерию «La Celletta».
Шеф-повар ресторана, с выразительными карими глазами, со стильной мушкетерской бородкой и усиками, неспешно шел по залу в лихо заломленном набок поварском колпаке и белоснежном сюртуке. Заметив меня, он дружелюбно улыбнулся.
Строганов тут же издал крик восторга и, ринувшись к нему, заговорил… на итальянском:
– Gli amici degli amici sono amici nostri!
– Perfetto! Grazie, – любезно откликнулся настоящий итальянец.
– Друзья друзей – наши друзья! – перевел мне сияющий от радости Арсений.
– «Ва бэне», – процитировал я гангстера из мультфильма «Капитан Врунгель», впечатленный языковыми познаниями своего необычного приятеля.
Арсений умял несколько брускетт, пиццу, съел мороженное и почти залпом выпил пару чашек кофе.
– Кто хорошо ест, тот хорошо работает! – заявил он мне, заметив, что я съел лишь кусочек пиццы и неторопливо пью кофе. – А ты? Какой из тебя помощник?
А мне снова становилось не по себе и есть совсем не хотелось. Чем ближе была встреча с Любовью Ясновой, тем сильнее портилось мое настроение. И дело было не только в том, что доктора не любят встречаться с близкими своих умерших пациентов. Мне не хотелось видеться именно с этой барышней, которая подозревалась в отравлении, убийстве и преступном сговоре с сотрудниками реанимации. Мы с ней общались несколько раз, когда она приходила к нам на отделение. Она вызывала у меня симпатию. Тогда.
***
Мы подошли к парадной дома, где жила Любовь Яснова. Арсений уверенно позвонил в домофон. Я в глубине души понадеялся, что ее не окажется дома. Но увы, Арсений оказался везучим, как Фандорин.
– Здравствуйте! – проникновенно начал мой напарник. – Это доктор Агапов, из реанимации, где Сергей Яблочков лежал, помните меня? Мы с вами общались. Я его лечил. Откройте, пожалуйста!
Вначале ответом было молчание. Затем послышался испуганный голос:
– А что вы хотели?
– Поговорить! – тут же ответил Арсений. – Вы меня вспомнили?
– Да, конечно, я вас помню, только… – она вновь замолчала, и у Строганова уже готова была сорваться какая-то реплика, но вдруг домофон запиликал, и дверь открылась. – Заходите, – услышали мы.
Строганов с пиццей ринулся наверх.
– Ух ты, какая лестница! – восхищался он. – Мне бы такую!
Я его уже не видел, а лишь слышал.
– А знаешь еще одну мою версию?! – Он поджидал меня на площадке третьего этажа, разглядывая узор из плитки на полу. – Никто из тех, кого мы с тобой подозревали, не имеют отношения к убийству Яблочкова! Каково? – и он снова побежал по ступеням вверх. – Выстрел вслепую! – донеслось до меня.
– Слепая упала, – пробормотал я, ускоряя шаг.
Девушка жила на шестом этаже. Люба Яснова приоткрыла дверь и, широко открыв глаза, смотрела на Арсения.
– Я не… – начала было она, но тот ее перебил:
– Пицца еще горячая! – сообщил он и вручил коробку, крест-накрест перевязанную веревкой.
Она машинально взяла ее, а Строганов, воспользовавшись замешательством хозяйки, проник в квартиру.
– Какой коридорище! – послышался его удаляющийся радостный голос.
