Плач по Блейку - страница 2

Зрители и колонны в тенях сдвинуты,

как вода собирается разойтись в миг,

когда расколотый аквариум исчезает,

а лунная прострация рыбки все еще длится.

Автобусы из Барнаула, Костромы, Праги.

Сирень-суламифь зацветает,

хватая лиловым ртом воздух Сатурнова круга,

как пламя кусает пламя,

траектории пчел застыли медными проволоками —

не лицо – спутанное перекати-поле.

Дон Диего – это листопад,

сам себе листопад, сам в себя,

кровь и лица в листве, и ни шагу назад,

пяткой асфальт серебря.

Кто вложил в него руку и вынул пустой и живой,

оставив с нее перепонки незнамо где,

кто говорил с ним вместо глазниц – собой

и повис на висках дирижаблем

запутанным в наготе ?

Кто ему розы дарил – бутоном в цветущий рот,

кто пясть золотил, кто мальчик шептал вдоль белой

руки, целуя Сатурнов мускул и грот,

и сиренью дрожал серебряной, оробелой?

Кто вещей квакал лягушкой и бил в барабан,

кто в щель за ухом проник собой серафимом

и в след ступни свой лоб погружал как баран

с намотанным небом в рогах, оставаясь незримым?

АНТИГОНА

Ты черная клякса на странице,

гнездо без птицы —

начало тоннеля,

мертвая вода, что гладит русалкой лоб,

сдирает наядой водяную кожу,

визгом птичьим обгладывает кости в помете.

Хрустит, переливаясь,

будто стеклянный бой под солнцем.

Есть нечто, назовем филином, который есть дева —

твое скрытое имя, что удержит могилу на размытом погосте

и солнце в небе, когда небо свернулось.

Внутренности мои зеркальны как термос,

встают радугой меж двух фонтанов.

Красный цвет, бесполая кожа, девичьи мускулы,

больше под языком, чем на руках!

Антигона – внутренность баржи

в мазуте, где плавает фаллос Крона,

где плавает нечто, назовем это фаллос бога,

огромный, раздутый,

сон в черном аквариуме, ртутная трель соловья.

Чернота, вывернутая в себя разрывом мины,

вывернутая из земли, почти что из человека —

вот как рождается кровяное тельце

в тонкой вене у твоей ключицы.

Фарман в шаре с винтом, летящем

вокруг башни, назовем так

черный куб убитого брата,

вынутый из земли, вставленный в небо

вместо луны и солнца.

Антигона, пожирающая детские кроватки,

воздушные шары и дельфинов,

влагающая черную голову с нежными губами

в девичьи подушки, выпевающая звуки,

от которых умирают птицы,

а роженицы рожают без боли,

бормочущая, считающая зерна в колосе,

чтоб довести слепца до Колона —

моя пясть состоит из тебя,

мои губы,

моя чешуйчатая в серебре смерть,

нет имени стеклянному мосту меж нами,

нет имени.

«Дистанцию вложить в коня…»

Дистанцию вложить в коня,

как дюйм и ласточку в циклон,

и мускулов костер креня,

стянуть разбег в надежный стон.

Так девять выпуклых небес

вращают мускулистый бег,

и вложен в финиш неба вес,

что бегом вынут из-под век

ЖОКЕЙ 2

Он согнут был и на коленях зол,

и ветром по щекам исхлестан,

как будто трусики тянул с упрямых бедер,

а не поводья, и не совладав,

так и исчез за финишной чертой.

А в море белый кит лежит,

как белый айсберг с выгнутым хребтом,

и ждет Ахава, словно цеппелин

собой ощупать дождевую каплю.

БЛЕЙК. ВОРОБЕЙ

Мы поднимались с Ангелом по лестнице,

за пазухой у меня был воробей.

На Земле, – сказал Ангел, —

для воробья одно слово,

(я произнес это слово: sparrow, old stager,

я увидел его) . —

На Луне – другое, и он промолвил его,

и воробей изменился, а я почувствовал,

как сдвинулся мой череп.

И когда мы поднялись до Юпитера,

и я произнес «воробей» ,

я понял смысл звезд и речи

Серафимов и Престолов,

и почему есть смерть и боль,

хотя здесь их и не было,

Назад Вперед

Плач по Блейку - страница 2

Похожие книги