– А вот и Верочка! Присаживайся! Ольга Семёновна сегодня приготовила нам кулебяку, расстегайчик.
Отец пододвинул ей стул. Верочка тяжело вздохнула.
– Как рабочий день?
– Устала очень, папа. Кстати, привозили твоего знакомого – Аркадия Аркадьевича.
– Как?! Что с Аркадием Аркадьевичем? Надеюсь, он выздоровел, – бесцеремонно вмешался в беседу Одинцов.
– Аппендикс. Его уже выписали.
– Какая радость! Нужно будет ему позвОнить. Вы кушайте, кушайте, я ещё тортик принёс.
– Виктор Петрович, вы меня право закормили тортами. Скоро я в эту дверь не смогу проходить.
– Ничего, чай не крепостные, новую, если что, поставим, – успокоил Веру отец.
Но ей и кусок кулебяки в рот не лез. Её явно сватали. Она даже пожалела, что сейчас в цветастом ситцевом платье. Нужно было прийти домой в больничном халате, чепчике, очках в «черепашьей» оправе. Может, хоть это отпугнуло бы жениха.
– Я вам принёс пластинку – Шаляпин «Эй, ухнем». Надеюсь, вам понравится.
– Верочка больше любит Бетховена, – проговорилась Ольга Семёновна, подавая чай.
– Так давайте как-нибудь сходим в консерваторию!
– Отличная идея! Дочь редко куда-нибудь выходит. С работы домой – из дома на работу, – не унимался генерал-майор.
– Возможно, когда-нибудь.
«В следующей жизни», – закончила мысленно фразу Вера. Она взяла графин с водкой и налила напиток в рюмку Кузнецова, а затем залпом выпила. В этот момент Ольга Семёновна как раз поставила новую пластинку. В столовой раздался громовой голос Шаляпина. Это позволило Верочке несколько минут помолчать и выпить ещё водки.
– Гений! Самовыродок! – воскликнул полковник.
Верочка чуть не поперхнулась.
– Самородок!
– Дорогая, невежливо поправлять гостей.
– Ничего, буду теперь знать, как правильно, Геннадий Михалыч.
Настала неловкая пауза.
– Геннадий Михайлович, Вера Геннадьевна, я хотел задать вам один вопрос. Я знаком с вашей семьёй ни один год… Я помню Верочку совсем юной. Теперь она стала красивой женщиной. Да, я уже не так молод. И Верочке уже не восемнадцать.
«Сволота!» – мысленно крикнула Вера.
– Но я уверен, что смогу стать для неё надежным тылом. Я сделаю всё возможное, чтобы она стала счастливой. Смею ли я … это, надеяться, Вера Геннадьевна, что вы станете моей женой?
Верочка почувствовала, что зря выпила водку на голодный желудок. Её подташнивало. А ещё нужно было сформулировать ответ так, чтобы Виктор Петрович не сильно обиделся.
– Виктор Петрович, вы – замечательнейший человек. Я уверена, что вы можете сделать счастливой любую женщину. Но думаю, что я ещё не готова к семейной жизни. Работа занимает всё моё свободное время. Я хочу сосредоточиться на своей профессии. И поверьте, скоро вы поймёте, как вам повезло, что я не стала вашей женой. Вы найдёте женщину более хозяйственную, сговорчивую, терпимую, которая оценит все ваши достоинства. Но это не я. И я не хочу, чтобы моим мужем был военный, потому что я знаю, каково было моей матери, столько путешествовать по гарнизонам с отцом.
Снова неловкое молчание. Вера похвалила себя за блестящую отказную речь: «Лучше сказать нельзя было». Виктор Петрович выпил рюмку водки.
– То есть вы мне отказываете?
– К сожалению, да.
Тут уже выпил генерал-майор.
– Вот что я скажу вам, барышня, – произнёс Одинцов, – возможно, я – ваш последний шанс. Вы уже не девочка и скоро, как знаете, может начаться война. Неужели вы хотите остаться одна-одинёшенька? Вы пропадёте. Я повторю своё предложение. Верочка, вы станете моей женой?
