– У вас здесь все-таки что, товарищ Марголин, – сверху вниз обратился капитан к Борису Соломоновичу, – лазарет или минарет?
– Госпиталь… Военное медицинское учреждение, – сняв очки и начав их протирать вынутым из кармана халата лоскутом бинта, глядя вверх подслеповатыми глазами как бы в никуда, ответил Борис Соломонович.
– Устав учить надо раненым бойцам, а не заниматься религиозным мракобесием, – строго отчеканил капитан.
– Позволю себе заметить, товарищ Грачик, – с мягкой настойчивостью в голосе произнес Борис Соломонович, – почти трети госпитализированных ввиду тяжести их ранений воинский Устав для дальнейшей жизни окажется не нужен.
– Если я правильно понял, – не спускал холодного взгляда с главврача капитан, – вы руководите данным военным учреждением.
– Это так, – подтвердил Борис Соломонович. И уточнил:
– Медицинским.
– Так вот, – резко заключил капитан, – все до одного, находящиеся в военном учреждении, являются военнообязанными. И, следовательно, никто не освобождал их ни от воинской присяги, ни от соблюдения воинского Устава, знать который от буквы до буквы должен каждый, хоть выздоравливающий, хоть лежащий при смерти боец.
– А я бы не рекомендовал вам разговаривать со мной в таком тоне. Я все-таки старше вас по возрасту и выше вас по званию.
– Извините, – сбавил тон капитан.
– А на этот счет я скажу вам, товарищ Грачик, следующее, – тем не менее продолжил Борис Соломонович, – не дай бог, как говорится, однажды вам оказаться на месте любого из здесь находящихся. Но если б такое вдруг случилось, чего, поверьте, я искренне вам не желаю, то я ничуть не стал бы возражать, чтобы вы денно и нощно, как говорится, молились бы за сохранение своей жизни и еще молили бы бога, чтобы ваши мучения от ран скорее закончились.
Где-то на следующий день в тетрадке у Алексея появятся такие строчки. Вызвано ли их появление размолвкой капитана Грачика с Борисом Соломоновичем, неизвестно, но они появились:
Дорога в никуда – крута.
Жизнь есть жизнь. А смерть —
глухая пустота.
Жизнь и смерть – понятия разночтимы,
как день и ночь, как все или ничто…
По жизни все объемно, звонко, зримо…
А при смерти … – не то.
По промежуточной пройти опасно грани.
Можно не стерпеть жестокой боли.
Бог не приемлет в храме грубой брани,
а здесь приемлемо.
Здесь бог – главврач Марголин.
Неизвестно, как бы далее продолжался разговор между капитаном и Борисом Соломоновичем, но вдруг на всю палату раздалась громкая команда:
– Молчать! Разговорчики!
Вряд ли капитан имел намерение и далее вести разговор в командно-наставительном тоне, но от столь громкого приказного возгласа он совершенно умолк, осекся. Слова будто застряли у него в горле.
Капитан растерянно глянул в ту сторону, откуда раздалась команда.
А оттуда неслось:
– Давно надо всем зарубить на носу, – распалялся раненый в голову лейтенант, вдруг встрепенувшийся и вошедший в бредовый раж, – приказы командования не обсуждаются, а выполняются!
– Взвод, смирно! – продолжал командовать лейтенант. Койка под ним ходила ходуном.
Борис Соломонович, не медля ни минуты, заспешил на помощь к раненому, радуясь, что нашелся подходящий повод для окончания неприятного разговора с капитаном. На ходу крикнул:
– Медсестру, Асю… Срочно!
Алексей, как сидящий близ двери, приподнялся, приоткрыл дверь и зычно прокричал в коридор:
