Но о настоящих секретах – никогда, никогда о том, о чём не говорят, о сделанном, услышанном и увиденном. Секретов так много, что даже страшно становится, как бы они не просочились наружу. В сравнении с тем, что порой приходилось видеть ведьмам, великан без штанов – это сущие пустяки, и вспоминать-то не стоит.
Нет, Тиффани не завидовала роману Петулии – роману, в котором наверняка не обошлось без высоких сапог, уродливых прорезиненных фартуков и проливного дождя, не говоря уже о неумолчном «хрю-хрю».
Однако она завидовала благоразумию подруги. Петулия давно всё про себя решила. Она знала, чего хочет от будущего, и закатав рукава трудилась над этим будущим, его приближая, – если надо, то и по колено в хрюканье.
Каждая семья, даже высоко в горах, держала хотя бы одну свинью – летом свинья работала помойным ведром, а во все остальные времена года – свининой, салом, ветчиной и колбасами. Свинья – персона важная; старую бабулю, если ей занедужилось, можно подлечить и скипидаром, но если заболела свинья, то сразу же зовут поросячью ведьму и платят ей за услуги, и хорошо платят (обычно колбасами).
В придачу Петулия прекрасно умела ускучивать свиней; более того, была чемпионкой года в благородном искусстве свиноускучивания. Лучше просто и не скажешь, думала Тиффани; её подруга подсаживалась к свинье и мягко, спокойно заговаривала с нею о самых что ни на есть занудных вещах, пока в свинье не срабатывал какой-то загадочный механизм: свинья блаженно зевала и валилась на бок и с этого момента переставала быть живой свиньёй, и готовилась стать чрезвычайно важной составляющей семейного рациона на весь год. Вы скажете, для свиньи участь не самая завидная; но, учитывая, как грязно и, хуже того, шумно свиньи умирали прежде, изобретение свиноускучивания, по большому счёту, обернулось великим благом для всех и каждого.
Одна-одинёшенька в огромной толпе, Тиффани не сдержала вздоха. Трудно тебе приходится, если на голове – чёрная остроконечная шляпа. Люди с тобой вроде как осторожничают. Они держатся уважительно, о да, а порою слегка нервничают, словно ждут, что ты заглянешь им в головы, – в сущности, ты вполне на это способна, с помощью надёжных ведьминых подспорьев: Первого Взгляда и Заднего Ума[8]. Но это же не магия. Любой может этому научиться, будь у него хоть чуточка здравого смысла, но иногда даже чуточки и той не наберётся. Люди обычно так заняты, проживая жизнь, что даже не остановятся поразмыслить, зачем они живут. А ведьмы – остановятся, вот поэтому в них всегда есть нужда – о да, нужда есть, они нужны практически всегда, но только им, очень вежливо и негласно, не то чтобы всегда рады.
Здесь вам не горы, где к ведьмам давно привыкли; может, жители Мела и дружелюбны, но они тебе не друзья, на самом-то деле вовсе не друзья. Ведьма – она другая. Ведьма знает то, чего не знаешь ты. Ведьма – она не то, что прочие. Ведьму злить не стоит. Ведьма не такая, как все.
Тиффани Болен была ведьмой, а стала она ведьмой потому, что люди нуждались в ведьме. Ведьма нужна всем, просто иногда люди об этом не знают.
И у неё получилось! Образ плотоядной колдуньи из сказок постепенно сходил на нет – всякий раз, как Тиффани помогала молодой матери с первенцем или облегчала старику путь к могиле. Тем не менее старые сказки, старые слухи и старые книжки с картинками, похоже, накрепко вросли в память мира.
