Дело осложнялось тем, что в Меловых холмах ведьмы ещё не вошли в традицию: ни одна не дерзнула бы там поселиться, покуда была жива матушка Болен. А матушка Болен, как знали все до единого, была женщина мудрая – достаточно мудрая, чтобы не называться ведьмой. В Меловых холмах не происходило ничего такого, чего бы матушка Болен не одобрила, – по крайней мере, не происходило дольше десяти минут.
Так что Тиффани была ведьмой-одиночкой.
И дело не только в том, что больше она не могла рассчитывать на поддержку ведьм с гор, таких как нянюшка Ягг, и матушка Ветровоск, и тётушка Вровень; но и в том, что жители Мела к ведьмам ещё не привыкли. Другие ведьмы, конечно же, придут и помогут, если позвать, но, хотя сами они ничего подобного не скажут, это, скорее всего, будет означать, что ты не справляешься с ответственностью, что ты недотягиваешь, ты в себе не уверена, ты недостаточно хороша.
– Простите, госпожа? – раздался боязливый смешок. Тиффани оглянулась: перед ней стояли две девчушки в новеньких выходных платьицах и соломенных шляпках. Девчушки так и буравили её глазами, в которых лишь самую малость проблёскивали озорные искорки. Тиффани поспешно порылась в памяти – и улыбнулась:
– Ах да, Бекки Пардон и Нэнси Честни, верно? Чем я могу вам помочь, девочки?
Бекки Пардон застенчиво вытащила из-за спины букетик и протянула ей. Тиффани, конечно же, сразу его узнала. Она и сама собирала такие букетики для старших девушек, когда была помладше, просто потому, что так полагалось – это входило в ритуал расчистки: нужно было нарвать в холмах диких цветов и перевязать их – и это важно, это магия и есть – травинками, выполотыми для того, чтобы обнажился белый мел.
– Положите его нынче ночью под подушку, и суженый приснится, – промолвила Бекки Пардон очень серьёзно.
Тиффани осторожно взяла из рук девочки чуть подвядший букетик.
– Ну-ка, посмотрим… что у нас тут? – анютины губки, лопотушки душистые, семилистный клевер… это на счастье! – стебелёк львиного зада, отец-и-отчим, ой, и разбитое сердце, и… – Тиффани неотрывно глядела на крохотные бело-красные цветочки.
– Что с вами, госпожа? – встревожились девочки.
– Позабудки![9] – отозвалась Тиффани резче, чем собиралась. Но девочки ничего не заметили, так что она с напускной весёлостью продолжила: – Нечасто их здесь встретишь. Должно быть, из чьего-то сада сюда попали. И ещё вы перевязали букетик ситником, сердцевинки которого встарь использовали как фитили для свечей, – ну да вы наверняка это и без меня знаете. Какой чудесный сюрприз! Спасибо большое вам обеим! Надеюсь, вы славно повеселитесь на ярмарке…
Бекки подняла руку.
– Простите, госпожа…
– Что-то ещё, Бекки?
Бекки зарумянилась и торопливо пошепталась о чём-то с подружкой. И вновь обернулась к Тиффани: раскрасневшись ещё ярче, но тем не менее, твёрдо намеренная узнать правду.
– Спрос не грех, верно, госпожа? Ну, то есть если я просто спрошу, мне ведь ничего не будет?..
Сейчас последует: «А как мне стать ведьмой, когда я вырасту?» – подумала Тиффани, потому что именно об этом её обычно и спрашивали. Девочки помладше видели, как она летает на метле, и думали, что ведьмы только этим и занимаются.
– От меня – точно нет, – заверила она вслух. – Спрашивай на здоровье.
Бекки Пардон уставилась в землю.
– Госпожа, а у вас любовные части есть?
Ещё один талант, ведьме совершенно необходимый, – это ничем не выдавать своих мыслей и, в частности, ни при каких обстоятельствах не каменеть лицом. Недрогнувшим голосом и без тени смущения Тиффани ответила:
