— Выходи, — жестко скомандовал мне босс, припарковавшись прямо между небезызвестными «Шанель» и «Баленсиага». Недоуменно моргая, я проследила, как Астафьев спокойно обошел автомобиль и нервно открыл для меня дверь, гневно заглядывая внутрь: — Мне тебя насильно при людях вытаскивать или как?
Обернувшись по сторонам, я и вправду увидела огромное количество народу. Хотя в моем представлении подобные места могли себе позволить три-пять человек и все они родственники президента.
— Вытаскивайте, — равнодушно пожала плечами, поудобнее устраиваясь на месте. — Вы уже как только меня не позорили, я закаленная.
Тяжело вздохнув, Астафьев демонстративно закатил и покачал головой. Мол, как меня задолбали эти женщины. Сжав дверцу так, словно пытался выразить через нее весь свой гнев, Астафьев из последних сил спокойно протянул:
— Сонечка, а ты не забыла, что являешься моей пленницей, и никто тут твоего позволения не спрашивает?
Поморщившись, я испуганно оценила дорогую витрину и парочку людей, выходящих из магазина с огромным количеством пакетов. «Вот, — подумала я с горечью, — кто бы долг мигом выплатил и даже этого не заметил!».
— И, — в напряжении затаила дыхание, — зачем я вам там? Изощренная пытка?
— Не твое дело. — в конец обнаглел Астафьев. А когда понял, что в молчанку я могу играть долго, и в гляделки меня не переиграешь, сдался. — Хочу одной девушке кое-что прикупить. Вы все на одно тело… Так что будешь моим манекеном.
Сжав зубы, я подавила обиду. Одна из толпы я для него, ну-ну!
Ахнув от наглости мужчины, я ошарашенно воскликнула, выравниваясь по струнке:
— То есть, мерить это буду я, а носить какая-то другая?! Не дождётесь!
Не успела я отдышаться, как поймала на себе коварную улыбочку и хитрый до безумия взгляд. Медленно, словно змея, Астафьев нагибался к моему лицу, пока не замер в полуметре, загадочно играя бровями:
— Что, персик, ревнуешь?
— Я-то?! — щеки стали пунцовыми тут же. Не потому, что Астафьев попал в точку, а лишь от жара вокруг. Резко словно температура поднялась.
— Ты-ты, Сонечка! — погладив меня по голове, как заблудшего уличного котенка, он сочувственно проговорил. — Нет, ну ты скажи мне. Облегчи ношу, так сказать… Сердцу-то не прикажешь. Съездим к гадалке какой, отворот сделаем.
«Как же он меня бесит!», — зашипела я про себя, а внешне невинно поморгала, спокойно улыбаясь:
— Ой, Павел Григорьевич! А вы, кажется, там уже были! Иначе почему так сильно мне не нравитесь?
Лицо босса за секунду побелело, скривилось. После Астафьев взял себя в руки, но губы его все равно вытянулись в ровную линию, а глаза блестели опасным хищным злобным гневном, когда он уточнил:
— Не идешь, значит? Тебе не кажется, что это более показательно, чем любые твои слова, Симонова?
«Да чего ты выделываешься, — сдалась я про себя, бросив еще один взгляд на дорогие брендовые магазины. — Когда ты еще раз в подобное место попадешь? Разве что в качестве консультанта или уборщицы!».
Стоило признать, что Павел Григорьевич создавал вокруг себя ауру богатства. Красивый ухоженный мужчина на неприлично дорогой машине в лимитированных часах и обуви от известного бренда тут же заставил консультантов выстроиться в ряд с неестественными улыбочками. Это они еще не знали, сколько стоит его костюм… А я вот знала, лично из ателье как-то забирала и чуть в обморок не упала от количества ноликов в чеке.
