Пленник передернул затекшими плечами.
– А чего тут думать? Развяжи меня.
Да я такие колтуны себе и племянникам распутывала, что я, с какой-то веревкой не слажу? Ногти у меня короткие, так что за маникюр можно не переживать.
Я потрогала путы, и мой позитивный настрой начал медленно испаряться. Узлы оказались слишком тугие.
– Фу, а чего веревка мокрая такая?
– Я ее грызу иногда, – бесхитростно сказал парень.
– Ты что, дурак? А если зубы испортишь?
– Снявши голову, по волосам не плачут. И по зубам тоже.
Решив не заниматься бесполезным делом, я выпрямилась, огляделась и принялась копаться на полках и в ящиках. Найдутся же здесь ножницы или хотя бы нож?
– Поторопись, девчуля. Если припрутся легавые, мне крышка.
– Полиция? – Я чуточку притормозила с маленьким кожаным чехлом в руках. – Так это же хорошо, нас спасут.
– Говорю же, мне крышка. – От его стона мне стало не по себе. – У меня же три птички!
– Птичка у тебя одна, и она, кажется, покинула свой домик в часах.
Удача не спешила улыбаться. Некоторые ящики не поддавались, а те, что были не заперты, не порадовали ничем полезным. Бумажки, карты, схемы… Похоже, этот маньячный экстрасенс далеко не глуп. Только последний дебил оставил бы рядом со связанным пленником набор наточенных ножей.
Но это меня не остановит.
– Так. Будем импровизировать.
Я высыпала из одной банки сыпучее содержимое и разбила ее, ударив по стеклянной стенке тяжелой статуэткой. А выбрав более или менее острый осколок, я разрезала порядком обмусоленную веревку.
Кряхтя, спасенный принялся тереть запястья.
– Ты прелесть, а не девчуля! Спасительница моя! Умнющая такая!
– Меня зовут Юнона.
– Как принцессу какую-то.
– Ну спасибо на добром слове. «Принцессой» приятней быть, чем «шлюшкой».
Парень забрал у меня кусок стекла и занялся веревкой на ногах.
– Надо быть слепым, чтобы назвать тебя проституткой. Для дешевой ты слишком ухоженная, а для дорогой – сопливая.
Надо же, мне еще и спец по дамам легкого поведения попался.
– А одежка у тебя и впрямь чудная, – продолжил он в той же легкомысленной манере. – Бесы на груди и лоскутик вокруг бедер вместо юбки.
– Это не бесы, это Том и Джерри. А, ладно, неважно. Встать можешь, страдалец?
В ответ он стиснул зубы и потер лодыжки. Поморщился от судороги, когда вытянул тонкие ноги в мешковатых брюках. Грязно выругался в адрес нашего тюремщика.
– А тебя как звать, сквернослов?
– Ру.
– Просто Ру?
– Просто Ру, – он почему-то начал сердиться. – Хорош прохлаждаться, надо драпать.
Он поднялся, опираясь на стену, и после первого же шага неуклюже сел обратно. Что-то пропыхтел себе под нос. Не первый час здесь мается, раз так ноги затекли.
И все же новое знакомство ни на грамм ничего не прояснило.
– Не понимаю, что происходит. – Меня уже стала догонять истерика. – Как я сюда попала? Что это за место? Что этот тип хочет с нами сделать?
– С тобой – не знаю. А меня он сдаст легавым, если я не уберусь отсюда. И тогда все – прощай, жизнь грешная. Здравствуй, братская могила. Или стол в анатомическом театре, если с виселицы целехоньким снимут. Или…
Я взмахнула руками.
– Можно без «или»? Тошнит от твоих предсказаний. Ты еще сам сопливый, ты не мог сделать ничего такого, за что можно убить.
Ру коротко рассмеялся горьким смехом.
– Нет, девчуля, ты с луны, должно быть, свалилась. Говорю же, у меня три птички, мне нельзя легавым попадаться.
– Так объясни мне, лунатику, что за птички. Чего ты так боишься?
