– Ну что, сержант, пошли? – сказал Мамедбейли, – возьми ключи от камер.
Камеры предварительного заключения располагались в полуподвале управления. Свет в них и в коридор проникал из узких окон почти у самого потолка, поэтому даже днём здесь царил полумрак, и лампочки горели круглые сутки. Шаги на цементном полу гулким эхом разлетались по всему помещению.
Подошли к камере № 7. Юсуф открыл форточку, убедился, что Мамишев лежит на койке, и только после этого отпер дверь.
– Задержанный, встать, – громко сказал он, – лицом к стене, руки за спину.
Тот, кряхтя, повернулся в их сторону.
– У меня сегодня неприёмный день, – начал было Мамишев, но, увидев за спиной сержанта Мамедбейли, встал. Сделал он это с трудом.
– Здравствуй, гражданин начальник, – сказал он, – что ж ты себя так утруждаешь. Сказал бы, и я сам поднялся бы к тебе.
– Шутить вздумал? – на скулах у Юсуфа заиграли желваки, – вот вызову наряд, и мы тебя поднимем. А затем опустим.
– Зови. Одному тебе со мной не справиться, – ухмыльнулся арестованный.
Юсуф поднял было милицейскую дубинку, но Фахраддин отодвинул его в сторону и вышел вперёд.
– Не нарывайся, Мамишев, – сказал он, – хотел со мной поговорить – говори. Зачем терять зря время и зубы. Делай, что велят.
Задержанный немного помедлил, но затем повернулся лицом к стене и заложил руки за спину.
– Отставить, – приказал Мамедбейли, – руки вперёд.
Мамишев повернулся и с безразличным видом протянул руки сержанту. Тот надел на него наручники и отошёл к двери.
– Подожди меня в коридоре, – сказал полковник, – а ты, – он повернулся к Мамишеву, – сядь.
– Ну что ж, рассказывай, зачем хотел меня видеть, – начал разговор Мамедбейли.
Мамишев молчал, сосредоточенно уставившись в пол. Было видно, что он прокручивает в голове заранее обдуманную речь.
– Я хочу попросить тебя об одной вещи, гражданин начальник, – сказал он, наконец.
– Какой? – спросил полковник.
– Пусть не впутывают в это дело моего сына. Я готов ответить за всё, что бы вы на меня не навешали, но сына не трогайте.
– Ты просишь о невозможном. Во-первых, вы – злостные браконьеры. Забыл? Во-вторых, твой сын – соучастник серьёзного преступления. Помогал связывать детей, ударил по голове вашего подельника, Гусейнова Ризвана. Ведь его так звали?
– Легонько стукнул по затылку, и всё. Он даже сознания не потерял. Стрелял в меня. Чуть было не попал.
– Легонько, говоришь? У покойного на затылке огромная гематома. Не исключено, что он умер от кровоизлияния в мозг. Плюс многочисленные кровоподтёки на теле.
– Так это он с обрыва упал. Оступился и упал.
– Не рассказывай сказки, Мамишев. Забыл, что есть показания свидетелей? Ребята всё рассказали.
– Нет, начальник, этого они видеть не могли. Они к тому времени далеко были.
– А для чего ты связал им руки?
– Чтобы глупостей не наделали и дальше в горы не пошли. Утром обязательно отправил бы домой.
– Волновался, значит, заботился? И именно поэтому издевался и бил?
– Что ты, начальник, как можно. Клянусь могилой отца, сына твоего вообще и пальцем не тронул. А вот дружка его, жёлтую кошку, шлёпнул разок. Легонько так. Он ведь меня за руку укусил.
– Легонько? – переспросил Мамедбейли, – я видел, что ты сделал с лицом ребёнка, мерзавец.
– Говорю, слегка, – сказал Мамишев, рассматривая свои огромные ручищи, будто видел их впервые в жизни, – если б я его ударил, не жить бы ему и секунды.
– Ты, я вижу, умелый лгун. Тебя послушать, так все ваши действия тянут разве что на мелкое хулиганство. Только напрасно всё это. Не выкрутиться тебе, Мамишев. Ни тебе, ни сыну твоему. Ответите по всей строгости закона.
