Не успел Тяй присесть на скамью, сделанную из грубо тёсаного бревна осины, как ему поднесли его любимого пива. Скрыга поднял кружку и сказал:
− Я хочу выпить во здравие замечательной женщины и неутомимого погонщика, за нашу требуху Китовый Ус. − Тут же за их столом, а также за соседними грянули громкие одобрительные возгласы, но Тяй, не обращая на них внимания и стараясь перекричать всех, продолжил: − И ещё за того, кто её безумно и безответно любит! За панциря Кетменя!
Если бы сейчас в трактире взорвалась со всем содержимым знаменитая бочка Толстуха, что хранилась в подвале, то даже это не произвело бы такого эффекта. Мгновенно повисла такая тишина, что было слышно лишь причмокивание панциря, обсасывающего креветки. Все сначала уставились на Тяя, потом на Кетменя, но при виде последнего стало ясно, что это шутка. И вот тогда громыхнуло так, что Граф забеспокоился о потолке, как бы он не рухнул.
− Ох, Тяй, ну насмешил! Ох, скрыга, во загнул! − посыпалось со всех сторон.
А требуха стояла растерянная и как-то неуверенно хихикала, чокаясь со всеми подходящими. А когда Тяй встал, раскланялся и собрался уходить, она тихо его спросила:
− Это правда?
Скрыга не ожидал такого поворота, похоже, ротан был прав, он смутился и лишь качнул головой. И вот теперь пришло время окончательно удивиться Тяю. На суровом обветренном лице требухи расправились мелкие морщинки, и по просоленной коже покатилась скупая слеза, прямо на потрескавшиеся губы. Она облизала их, вытерла глаза рукавом и благодарно погладила Тяя по руке.
− Спасибо тебе, − тихо добавила она.
Тяй как в тумане подошёл к своему столику, где нервно ёрзал ротан.
− Ну ты герой! − восхитился тот. − День точно необычный, я как-то сразу и не разобрал, когда увидел пёстрые облака с прожилинами.
− А что тут необычного? − спросил скрыга.
− Хм, − многозначительно вздёрнул брови ротан, − в кои-то веки ты совершил поступок?
− Хочешь сказать, это поступок?
− Уже сказал. Ведь требуха могла взять тебя в такой оборот, что потом даже сам Граф не откачал бы. М-да? Ухарский поступок, не похожий на тебя.
− Пусть будет так, но она меня ещё больше удивила. Ты был прав.
− А я всегда прав, − невозмутимо проговорил ротан, − подай лучше соли. Кстати, а в чём я был прав?
− Когда говорил о панцире и требухе, всё так и есть, ты проницателен.
− Я… − Пупырь закашлял, подавившись едой. − Ты хочешь сказать, что все эти небылицы, которые я присочинил на ходу, правда?! Что у них любовь-морковь и селёдка сверху?
− Ага, − Тяй невозмутимо взял ложку и принялся ковырять горячую кашу, с наслаждением разглядывая растерянного ротана.
− Дела… − только и смог тот произнести. В это время к ним подошёл нанимала Хтырьтебя. Он остановился перед их столом со своим зелёным бокалом, наполненным чем-то светящимся, и спросил:
− Позвольте присесть, уважаемые?
− Присаживайтесь, − кивнул Тяй.
− Вот спасибо, тем более у меня к вам есть один деловой разговор.
− Уж не нанимать ли ты нас собрался? − усмехнулся ротан.
− Не вас, − покачал пальцем нанимала, − а вашего уважаемого друга Тяя.
− Меня?! − удивился скрыга.
− Точно, сегодня пёстрые облака были не к добру, вечер удивлений продолжается, − ротан откинулся на спинку стула, и принялся постукивать вилкой о ладонь.
− Да я ни за что!
− Не торопитесь, любезный, − Хтырьтебя откинул полу своего плаща, − я понимаю, что ваш друг ротан не может, у него там всякие мыши, голуби и воробьи, то есть домашнее хозяйство, но вы свободный.
