Плевок из АДА - страница 3
Связь прошлого с происходящими кошмарами.
По мере того как кошмарные события в доме становились все более интенсивными и зловещими, Эвелина начала замечать пугающие, зловещие параллели между той давней трагедией ее детства и нынешними, необъяснимыми кошмарами. Тот же старый, скрипучий дом, погруженный в полумрак и хранящий свои мрачные, невысказанные секреты за пыльными стенами. Те же самые необъяснимые шорохи, вздохи и ощущения чьего-то невидимого, холодного присутствия, пронизывающего воздух. Даже некоторые фрагменты образов из ее снов казались странно, мучительно знакомыми, словно болезненные отголоски того ужасного, безвозвратно потерянного дня, когда исчез ее брат.
Ей казалось, что какая-то невидимая, зловещая нить тянется сквозь время, связывая прошлое и настоящее, что тот давний, неразрешенный кошмар каким-то образом пробудился вновь, вырвавшись из глубин ее подавленной памяти и начав обретать зловещую, осязаемую реальность. Артефакт, найденный в пыльном чулане, казался недостающим, ключевым звеном в этой ужасающей связи, своеобразным якорем, удерживающим тьму в ее мире. Эвелина с нарастающим ужасом чувствовала, что разгадка нынешних кошмаров, терзающих ее, кроется в глубоко погребенных тайнах прошлого, скрытых под толстым слоем времени и незаживающей боли.
Появление Марка, заинтересовашегося странными слухами.
Тем временем по сонным улицам Рибницы начали незаметно распространяться странные, тревожные слухи о необъяснимых явлениях, происходящих в старом, заброшенном доме Руж на окраине города. Эти шепотки, передаваемые из уст в уста, наконец, дошли и до Марка, молодого и амбициозного журналиста местной газеты "Рибницкий Вестник". Марк всегда отличался острым нюхом на сенсации и таинственные истории, способные взбудоражить провинциальную тишину. Он почуял в этих странных слухах потенциал для громкой, резонансной статьи, которая могла бы стать его пропуском в мир серьезной журналистики, и решил провести собственное, независимое расследование.
Он разыскал Эвелину в ее мрачном, полузаброшенном жилище и представился как журналист, искренне заинтересованный в трагической истории ее семьи и странных, необъяснимых событиях, которые, по слухам, происходят в ее доме. Поначалу Эвелина отнеслась к нему с глубоким недоверием и неохотно делилась своими пугающими переживаниями, опасаясь показаться сумасшедшей в глазах постороннего человека. Однако настойчивость Марка, его внимательный взгляд и искренняя заинтересованность в ее рассказе постепенно растопили лед ее недоверия. Она, запинаясь и с трудом подбирая слова, рассказала ему о своих мучительных странных снах, о необъяснимых звуках, раздающихся в доме по ночам, и о найденном ею древнем артефакте, умолчав, правда, о своем мимолетном, ужасающем видении бесформенной фигуры в углу спальни. Марк слушал ее с горящими от предвкушения глазами, быстро записывая каждое ее слово в свой потертый кожаный блокнот.
Разговор Эвелины с Изабеллой и ее скептицизм.
Отчаянно нуждаясь в поддержке и хотя бы в чьем-то понимании, Эвелина решилась поделиться своими нарастающими тревогами и страхами с Изабеллой, своей лучшей подругой с университетских лет. Изабелла всегда отличалась практичным складом ума, твердой верой в науку и непоколебимым скептицизмом ко всему сверхъестественному. Она внимательно выслушала сбивчивый рассказ Эвелины о странных событиях, происходящих в старом доме, и о найденном камне, но ее лицо при этом выражало явное неодобрение и легкую снисходительность. Изабелла списала все на банальный стресс и хроническое переутомление, настоятельно посоветовав Эвелине немедленно обратиться к врачу и начать принимать успокоительные травяные сборы. На робкие предположения Эвелины о возможном вмешательстве потусторонних сил Изабелла лишь иронично усмехнулась, закатив глаза и заявив, что в двадцать первом веке образованной женщине пора уже перестать верить в нелепые сказки про призраков, проклятия и прочую мистическую чепуху. Ее ожидаемый, но от этого не менее болезненный скептицизм лишь усилил гнетущее чувство изоляции, охватившее Эвелину. Ей казалось, что никто не воспринимает ее всерьез, что она совершенно одна осталась лицом к лицу со своим нарастающим, иррациональным кошмаром.