– И что это? Гордость? Упрямство?
– Что, начнем перечислять недостатки друг друга? Потому что это может затянуться надолго.
– У меня полно времени.
– Ладно! Ты боишься замахиваться.
– Я… – Он окаменел, будто статуя. – Что ты сказала?
– Говорю… – Она решительно подошла к нему по воде, оказавшись нос к носу, и… Черт. Давненько ему не хотелось затащить девушку в постель настолько сильно. Может, и никогда вовсе. Взять ее, грубо и зло, чтобы она расцарапала ему спину и лежала потом, ничего не соображая, потому что посмела оскорбить его технику. Она тем временем продолжала: – Раньше ты бил без оглядки. Я налюбоваться не могла. А теперь держишь клюшку так, будто мяч на тебя наорет, если слишком сильно ударишь. – Она ткнула его в грудь указательным пальцем. – Как будто боишься.
Никто не смел так разговаривать с Уэллсом. Только Бак.
Только когда он был совсем пацаном, который впервые взял в руки клюшку и почувствовал, как волшебство разливается по плечам, а пальцы покалывает ощущением цели.
Он словно впервые глотнул воздуха, пробившись сквозь толщу воды.
Ее прямота была кислородом.
Но дышать им было так страшно.
– Думаешь, сможешь лучше? Оказывается, ты у нас профи?
– Может, и нет, но…
– Вот именно, нет. Потому что тогда бы ты знала, что, когда теряешь удар, вернуть его – все равно что искать иголку в стоге сена. Я пробовал, Джозефина. Бывает так, что в один момент игрок точно знает рецепт успеха, а в другой напрочь его забывает. Вот почему никто не может побеждать вечно. Поражение в гольфе – это вопрос времени.
– Ты искренне так считаешь или просто придумываешь отговорки, чтобы бросить играть?
– Мне они на хрен не сдались.
– Ну так иди.
– О, не волнуйся. Еще как уйду.
Но он не сдвинулся с места. В голову пришла самая идиотская, самая безрассудная идея за всю его жизнь, и чем больше он о ней думал, тем больше кислорода вдыхал. Ее кислорода. Она была бесконечным запасом, стоявшим прямо перед ним, и, господи, он не мог просто уйти, зная, как тяжело ей будет справляться в одиночку. Уэллс понимал, что мысль об этом будет преследовать его день и ночь – об этом… и о ее губах. Боже, эти губы. Такие притягательные в своем упрямом изгибе. Он никогда еще таких не встречал.
«Умоляю, только не выскажи эту идею вслух».
Все равно у него бы не получилось. Шансов практически не было.
И все же…
И все же, возможно, еще хоть раз он ударит по мячу без оглядки.
– Так давай, докажи, что умеешь. Если я вернусь в гольф, если мне разрешат вернуться – становись моим кедди. Раз ты у нас такая умная.
Джозефина застыла как статуя.
– Погоди… что? Ч-что ты сейчас сказал?
– Ты слышала. Следующий этап турнира пройдет в Сан-Антонио. Ты в деле? – Он скрестил руки, прячась от ее шока. Да и от своего тоже. – Если не хочешь брать у меня деньги – можешь их заработать.
Она отступила от него, часто дыша.
– Ты издеваешься?
– Давай кое-что проясним, Белль. Со мной о таких вещах можешь даже не думать. Я не вру и над людьми не издеваюсь. Тем более над тобой.
Шею обожгло жаром.
Черт.
Не стоило этого говорить.
– Допустим, стану я твоим кедди, – милосердно сказала она. – Но тогда между нами не должно быть секретов. Кедди для гольфиста – это шофер, тренер и священник в одном лице.
– Значит, ты согласна? – затаив дыхание, хрипло спросил Уэллс.
– Я… – Она оглядела затопленный магазин, будто искала человека, который отговорил бы ее от этой безумной затеи. – Ну, если только с одним условием.
