– Вы общаетесь? – спросила Джозефина.
– Ага. – В тоне Уэллса чувствовалась наигранная беззаботность. – Он уговорил сильных мира сего вернуть меня в турнир.
«Ты свой ответ получила. Угомонись».
– Просто отношения у вас немного… натянутые.
«Ну, или влезь в его личную жизнь».
– Я не хочу об этом разговаривать, Джозефина.
Она кивнула. Нет так нет.
– Ладно.
– Наверное, я просто не ожидал, что мой наставник… исчезнет. Из моей жизни. Но, видимо, мои бесконечные проигрыши плохо сказывались на его репутации. Могу понять, почему он выбрал ее, – сухо закончил он.
– Уверен?
Уэллс покосился в ее сторону.
– Он знал, чем рискует. Когда мы познакомились, у меня под глазом красовался фингал, а из карманов торчали серебряные ложки из ресторана. Я никогда не притворялся кем-то другим.
Джозефина обдумала его слова.
– Это радует. Кого планируешь ограбить сегодня?
– Что? – Он фыркнул. – Никого.
Она вскинула бровь.
– Чего так?
– Да потому что я… изменился. – Уэллс тихо присвистнул. – Смотри-ка, я сам подставился. – Он медленно перекатился с пятки на носок. – Хочешь сказать, я сам виноват, что Бак меня кинул?
– Нет, – твердо сказала Джозефина. – Разве я могу? Меня там не было. И, если честно, я всегда по умолчанию…
– М?
– На твоей стороне, – быстро пробормотала она, стараясь не замечать, как смягчились его черты. – Просто я думаю, что обида сильно влияет на восприятие ситуации.
– Я похож на человека, которого легко обидеть?
– Ты только не удивляйся, но чувства есть у всех.
– Как же я пожалею, что тебя нанял.
– Еще чего. – Их тянуло друг к другу, как тогда в номере, и вскоре они стояли так близко, что Джозефине приходилось запрокидывать голову. Вопрос возникал сам собой: как они смотрятся со стороны? Не слишком… интимно?
Наверное, слишком. Потому что так оно и было.
Как еще она могла уловить жар его тела, который ощущала прямо через одежду?
Пульс участился.
Решив поддержать видимость профессионализма, Джозефина отстранилась и постаралась не обращать внимания на то, как он нахмурился. Уэллс с любопытством посмотрел на нее, а потом спросил:
– Ты говорила, что подколки тебя не обижают. А что обижает? – Тут до него что-то явно дошло, потому что он добавил: – Только, пожалуйста, кроме засранцев, которые разрывают твои плакаты. Я только перестал об этом вспоминать раз в секунду.
Он так просто это сказал. Как будто тут не было ничего такого.
– Ты сам не замечаешь, какой ты хороший, Уэллс.
– Ничего подобного, – проворчал тот. – Так на что ты обижаешься? Только без личностей.
– Мне что, списком перечислить?
– Валяй. Слушаю.
Джозефина покачала головой, но задумалась.
– Когда мне было двенадцать, я хотела помочь соседке с садом, а она запретила. Она только-только переехала, но уже пригнала трактор, чтобы вскопать бетон на заднем дворе. Установила такие беленькие решетки, привязала к ним фиолетовые цветочки, чтобы они расползлись по всей стене дома. Я смотрела на нее из спальни и любовалась, а потом как-то раз подошла и попросила помочь. Я хотела научиться ухаживать за цветами, чтобы наш задний двор был таким же красивым, но она отказалась. Мне было обидно. Поэтому родители и накупили миллион всяких цветов. Сделали мне свой собственный комнатный сад.
Она не думала, что Уэллс будет слушать ее истории о давно засохших цветах, но он не сводил с нее глаз.
– Значит, тебя обижает, когда люди отказываются от помощи?
– Да, – просто ответила она, вспоминая, как соседка заметила монитор глюкозы и сразу занервничала, словно не желала брать на себя ответственность за чужое здоровье.
