В итоге, войдя, я оказываюсь захвачена врасплох тем, что обои остались прежними. Желто-сиреневый цветочный орнамент на стене. Я не была дома восемнадцать лет и предполагала, что мама сменила их. Будто «переделать в гостевую комнату» означает, что от прежней комнаты не осталось и следа. И, что еще важнее, не осталось ни следа от той ночи после рождественской вечеринки все эти годы назад.
Я закрываю глаза. Считаю до десяти. Говорю себе: «Я могу это сделать». У меня нет выбора. Направляюсь в ванную, но едва открываю кран, как на раковине появляются красные пятна, по стенке стекают алые струйки. Я резко заворачиваю кран, однако кровь продолжает течь, наполняя раковину, и в конце концов переливается через край и капает на пол.
Захлопываю за собой дверь и хватаю с кровати подушку и одеяло. Я знала, что вернуться будет тяжело, и приготовилась к психологическим испытаниям – насколько это возможно, по крайней мере, – но сейчас понимаю, что не готова к физической стороне всего этого. К тому, что от пребывания здесь, в этой комнате, кровь в моем теле начнет пульсировать так яростно, что это вызовет жжение в глазах.
Быть может, если Макс так и не появится, завтра я попробую снова – это как заново сесть на лошадь после жесткого падения, – но сейчас мне придется разместиться на диване.
Я начинаю день с обычных двух таблеток парацетамола, прежде чем позвонить Ною и сообщить, где я нахожусь. Его голос звучит совершенно ровно, когда он разговаривает со мной.
– Ты в Молдоне? Почему?
– На работе затишье, а ты уехал. – Я пытаюсь отговориться, но знаю, что это известие его удивило. Ной знает, что я никогда за все эти годы не возвращалась в родной городок.
– И как тебе там? – спрашивает он, делая вид, будто воспринимает это как должное. Он говорит бодро и заинтересованно, как будто мое пребывание в Молдоне – это нечто занятное, а не ужасающее. Насколько известно Ною, моя карьера заставляет меня оставаться в Лондоне, но я все равно поддерживаю связь с Максом. Я старалась держать мужа как можно дальше от своих семейных дел, чтобы он не видел, какая неловкость царит в моих отношениях с матерью. Скорее всего, он считает, что мы с ней отдалились друг от друга, но никакого неблагополучия в этом нет. Как же он ошибается!
– Неплохо, хотя немного странно, – признаю я. – Я поселилась в своей прежней комнате.
Это невинная ложь – на самом деле я ночевала на диване, но было бы невозможно объяснить Ною причину этого.
– А, в окружении подростковых воспоминаний… Боже, я не скучаю по тем временам. – Ной негромко усмехается. Знал бы он, насколько угодил в точку! Я абсолютно не скучаю по прошлому.
– Секунду, я переключусь на громкую связь. Мне нужно достать чемодан из-под кровати, – говорю я, наклоняясь и вытягивая руку.
– Ты все еще не распаковала вещи? Это на тебя не похоже.
Он прав: обычно первым делом, когда мы куда-то выезжаем, я разбираю чемодан и старательно развешиваю всё по местам – мол, так в любом месте чувствуешь себя более уютно. Но здесь дело обстоит по-другому.
– Знаю, просто я была ужасно занята с самого момента приезда… Ладно, извини, мне нужно в душ, но удачного тебе дня. Я люблю тебя.
– Я люблю тебя, – отвечает Ной негромко и искренне. Это заставляет меня чувствовать себя грязной, как будто мне нужно отмыться от чувства вины. Между нами уже начинает накапливаться ложь.
* * *
