Читать онлайн Владимир Холодок - Плыл по морю хариус

Часть I

…У него на харе ус

Хариус

Плыл по морю хариус,

у него на харе ус.

А глаза у хариуса,

Как у архивариуса.

В юности был хариус

Честный, как нотариус.

Он стихи наяривал

И архив затаривал.

Долго плавал или нет -Перебрался в интернет.

Что наматывал на ус –

Всё расскажет хариус.

Иронические песни

Шутки, мои шутки

Я доволен собственной квартирой,

правда, много странностей у нас:

что ни мебель – то одна сатира,

что ни юмор – то один палас.

Доски половые в коридоре

разошлись, как в ссоре меж собой.

А в щелях лежат, как на просторе,

шутки и слова на вкус любой.

Да, не сор, а шутки, как ни странно.

Здесь живет не плотник, не юрист.

Здесь развёл свой юмор окаянный

неофициальный юморист.

Вот жена, она уже привыкла,

только глянет глазом на палас –

видит там не семечки от тыквы,

видит пару шуток или фраз.

Или в холодильнике, к примеру,

ищет не пельмени – афоризм.

Сварит, поперчит и соли в меру.

Съешь его – как принял пару клизм.

В морозилке – восемь анекдотов,

мало ли – храню на чёрный день,

вкусные, как восемь антрекотов,

свежие, как от коровы тень.

На полу, а также на диване

шутки просто так у нас лежат.

Три вчера опять помылись в ванне,

брызгались, как трое медвежат.

Я люблю их и любуюсь ими,

вон у телевизора сидят.

Самым шустрым я придумал имя

и вооружил их, как солдат.

А вооружённые остроты,

если прокричат они со сцен,

будут поопасней целой роты

на период взвинчиванья цен.

Толстенький, пушистый, как котёнок,

отдыхает, свернутый в клубок, –

это наш семейный юморёнок,

мой однофамилец Холобок.

Служит он, как верная собака,

наш уклад семейный бережёт,

ссоры пресекает, забияка,

рюмку дашь – так песенку споёт.

Раз жена запнулась за остроту,

шлёп ее в сердцах по голове.

Сжалилась потом и на работу

в школу забрала её к себе.

В школе эта шутка прижилася,

полюбилась всем учителям,

и теперь почти что в каждом классе

от нее шутята – там и сям.

А жене приятно, что шутницей

числится теперь она крутой.

И смеются даже ученицы,

глядя на детей остроты той.

Мне не жалко, пусть везде разносит,

шутка лишь на воле молода.

А в неволе опускает носик

и устаревает иногда.

Как-то я ревизию устроил:

афоризмы, шутки и слова

подходили в ногу дружным строем,

я их всех считал по головам.

Вот подходит шутка-инвалидка

с костыльком и руки крендельком –

то на дне рождения у Лидки

пошутил я как-то под хмельком.

А другая, вся в татуировке,

песню нецензурную поет,

нос краснее вымытой морковки –

я изрёк с похмелия ее.

Маются, бедняжки, тянут лямку,

стыдно посмотреть мне им в глаза.

Что сказал, то не зароешь в ямку.

Надо думать, прежде чем сказать.

Фраза лишь сидела одиноко,

с шуткой не общалась ни с одной.

Грустные глазища с поволокой,

волосы с красивой сединой.

– Кто такая? Сколько лет пробило?

Фраза улыбнулась мне слегка:

– «Я люблю» – мое названье было,

а живу я многие века.

Я её проставил по реестру,

инвентаризации – отбой.

Недостачи нет, а значит – к месту,

если всё отметим мы гульбой.

Эх, плясали шутки, мои шутки,

даже фраза эта разошлась.

Мы бы веселились, может, сутки,

да супруга в комнату к нам – шасть!

И с порога:

– Это что за фраза?

Для меня она как будто вновь –

стройная, красивая, зараза.

Неужели фраза про любовь?

Я ей показал по протоколу:

«Я люблю» – так числится она.

– Вот отлично! Заберу-ка в школу,

посажу в горшочек у окна.

– Ну уж нет! Пусть проживает дома.

В люди ей с тобой не по пути.

В жизни есть простая аксиома

или, может, даже идиома:

эта фраза может только дома

сильно размножаться и цвести.

Юг – горячий, как утюг

Теперь хоть пой тут, хоть горлань,

но предстоит мне заново

перебираться на Кубань,

в жару пустынь банановых.

Жена тащИт меня на юг:

– Там мама на Кубани-то!

– Там юг – горячий, как утюг,

и бабам не до бани там.

Там веет ветер-суховей,

пески пуржат метелями,

там задохнулся воробей,

хоть был и не с похмелья он.

Там даже ночью вся земля

паяльной дышит лампою,

и липнет к носу простыня,

как будто черти лапают.

А днем – потничка, пупыри,

не буду даже выше гнуть.

Сотрёшь все тело, хоть ори,

и шаг шагнуть – не вышагнуть.

А счастье – ты поленом лёг,

берёсту-кожу солнцем бьет.

Сгорел, потух, как уголёк,

остался лишь один хребёт.

Ползёт, бывает, раз иной,

тарантул ли, фурункул ли,

тут схоронишься за женой,

кричишь: – Ату его! Коли!

И ведь возьмёт и уколёт,

истопчет до убитости.

Как птицу видно по полёт,

так жён – по ядовитости.

А знаменитый Краснодыр?

Базарная провинция!

Дельцам там нужен Мойдодыр,

отмыть – и всех в милицию.

Однако я люблю Тамань,

там радостно и боязно,

там даже чайки сквозь туман

кричат, как из-под поезда.

И есть Азовский водоем,

так море называется,

неплохо там, когда вдвоём

вам с кем-нибудь купается.

Чем привлекателен Сенной?

Что сена нет ни грамма там –

сгорает всё уже весной,

а почтальон – неграмотный.

Там в Керчь за харчем ездят все,

в Темрюк за пивом тянутся,

а пиво, как моча в росе,

нисколько мне не глянется.

И вот в такую тундру я

опять поехать вынужден,

я на крючке жены, друзья,

как ёрш из лунки выужен.

Перенесу, переживу

я все лишенья, тяготы,

вернусь – увижу наяву

смородинные ягоды.

Я за супругой хоть на дно,

меня взять удалося ей.

Не говорите ей одно –

Я еду с удовольствием.

Пуд Стаса

Плач-романс

Ну, зачем же ты, Стас, похудел?

Всю еду позабыл-позабросил.

Девять дней ты не пил и не ел –

от себя оторвал пуд и сбросил.

Этот пуд мы любили в тебе,

любовались на суше и в бане.

Ты нас счастья лишил – похудел,

ты в глаза нас и в сердце поранил.

Этот маленький Стасиков пуд

над другими витает, как примус,

а над Стасом витает капут,

худоба, облысенье и климакс.

Стас казак был, теперь он казах,

пуд украл всё святое из Стаса.

Где ты, хитрая мудрость в глазах,

где красивая линия таза?

Где упругие плечи и грудь?

Не найти даже с трёх их попыток.

Стас примерно такой как-нибудь

по Дахау гулял после пыток.

Лишь живот сохранил свой овал,

слава богу не шёл на убыток.

Как иначе бы я узнавал,

где есть Стас, а где Юра Копытов.

Пуд всю смелость украл и живёт,

всю активность украл этот пудик,

ходит, топчет сырое жнивьё

и по Риге гуляет, как пудель.

Вон он в Риге, причём, не один,

с ним от женщины пуд, вот так чудо!

От какой – разберися пойди.

Просто ходят по Риге два пуда.

Пуд от Стаса без Стаса, как плут,

черношариком, живчиком вьётся,

у него ничего не сопрут,

сам сопрёт, если кто отвернётся.

А вот Стас без него, без пуда,

всё молчит, как четыреста рыбин,

раньше парнем он был хоть куда,

а теперь хоть откуда пришиблен.

Да и пуду не сладко, ведь пуд

в одиноком томится разгуле.

Гнётся Стас от бессилья, как прут,

и его хулиганы разули.

И тогда Стас сказал: «Милый пуд,

возвращайся ко мне в мозг и в руки

и взбодри, как Верхнейвинский пруд,

где купаются стайкой старухи».

Плюнул Стас на тревожную жизнь,

пуд вернул по уму и по весу

и чужой прихватил он, кажись,

стал, как прежде, тяжелым повесой.

Девочки – модели

– Нету цвета лучше –

белый с голубым,-так сказал ей Гуччи

голосом седым.

Может, этот случай –

лучший из чудес –

позвонил сам Гуччи,

прямо, как с небес.

Припев:

Гуччи, ты такой могучий,

Разгони мне тучи,

Тучи среди дня.

Гуччи, я не знаю круче,

Ты меня не мучай,

Забери меня.

У неё наследство –

это нету средств,

и в Сибири детство –

лучшее из детств.

А подружек сколько

Бьются в эту дверь.

В Дом модельный только

Пригласи, поверь!

Припев.

Метод проб – ошибок,

а другого нет.

Мотыльки – модели

бьются в этот свет.

Ну а как иначе?

нужен только взлёт!

Бабочка – удача,

может, повезёт.

Припев.

Мечтает женщина

Мечтает женщина про то,

что будет что-то:

подходит в шляпе и пальто

Кутуньо Тото.

Не просто кто-то –

Кутуньо Тото.

А вот под ручку на концерт,

гала который,

её ведёт почти что сэр –

Филипп Киркоров.

Не тот, который…

а сам Киркоров.

Ей снова будто двадцать пять,

и там под ивой

она целуется опять

с Монтаном Ивом.

Да так игриво,

с Монтаном Ивом.

А вот она заходит в дом,

любимый дома, –

в руках шампанское со льдом

у Хэнкса Тома.

Прекрасно дома

у Хэнкса Тома.

А этот взял открыл «Бордо»

в стогу на поле,

она в руках у Бельмондо

у Жана Поля.

представьте, в поле

у Жана Поля.

И молодёжная мечта

необходима:

стоять в обнимку – красота!

С Биланом Димой.

Необходимо –

с Биланом Димой.

Ну и до кучи – Рома Зверь –

какой зверюга!

Влюбился так, что вынес дверь

и влез в фрамугу.

Такой зверюга –

залез в фрамугу.

Но тут – будильник, и возник

день настоящий:

к подушке муж во сне приник,

вовсю храпящий.

Муж настоящий –

Всегда храпящий.

А за окном поет весна,

Цветет купавкой,

Его погладила она

Ладошкой-лапкой.

не твёрдым тапком,

а мягкой лапкой.

Он удивлён и огорчён,

как ёрш на грядке,

но – поцелуй в его плечо –

и всё в порядке.

Ерши на грядке

всегда в порядке.

И тут подумала она,

Какое счастье,

Что можно так пожить во снах

Ненастоящих.

Какое счастье! –

Ненастояще.

Кроткая любовь

Крот сидел на корте,

думал не о спорте,

а его кротиха

горевала тихо.

Не спортивный был вопрос –

не о спорте,

а противный был вопрос –

об аборте.

Как же так случилось?-Взяло получилось.

Был же он в аптеке,

Но слепой навеки.

Надевал вслепую крот

Эту бяку,

Взял размер, да вот не тот,-На собаку.

Припев:

Их любовь такая кроткая

началась под облепихой,

удовольствие короткое,

а потом беда и лихо.

Удовольствие испитое,

боже, что ж это такое? –

Через пять минут забытое,

а забот – на век с лихвою.

Жалко же кротиху,

Эту молодуху,

Вот неразбериха

И упадок духа.

Крот сидел и грыз кокос,

Гнал кручину,

Вся карьера под откос,

Как в пучину.

Пихтовые ветки

Горе заметают,

Кротиковы детки

В мамке подрастают.

И сказала громко мать,

Мать кротиха:

– Ты мужик, ядрена мать,

Или…выхухоль?

Припев.

Сняты все вопросы,

Съедены кокосы.

Крот прогнал кручину,

Сделал, как мужчина.

Подарил кротихе крот

Сотню лилий,

Жизнь сама собой идет,

Без идиллий.

Кротиков – четыре,

Ротиков – четыре,

Каждому красавцу

Надо по квартире.

Про карьеру крот забыл,

Грыз березы,

Но безумно счастлив был,

Вот курьезы!

Припев.

Не сбылося

Так у нас на Руси повелося –

повстречалось, но не встретилОся,

полюбилось, но не влюбилОся,

поженилось, но не пожилОся.

На фига мне такое сдалося? –

Ничего не сбылось, не сбылося.

Даже если немного зажглося,

но потом всё равно напилося.

Не напИлось, а вдрызг нажралося,

пошаталось и передралося,

не попало, – домой убралося

и добавило там, – надралося.

Завязать бы, да не довелося,

собиралось да не собралося,

и такое вдруг подобралося –

поднималось да не поднялося.

Правда, скоро, на утро пришлося, –

поднималося и – поднялося!

Это значит – не всё пропилося,

и по новой опять понеслося.

Дорывалося и дорвалося,

понеслось, как с цепи сорвалося,

зашивалось, но не прижилося.

Мало, но хорошо пожилося.

Птичка

За окошком два сугроба,

где же ты, любовь до гроба?

Птичка те сугробы ест –

на любви поставлен крест.

Птичка все сугробы съела

и влюбиться захотела,

спела песню о весне,

об ушедшей белизне.

Припев:

А любовь у птички словно… птичка,

утром – песня, вечером – яичко.

Из яичка – клювики, как личики –

вылупились птенчики у птички.

И уже кричат птенцы – младенцы:

– Уберите с солнца полотенце!

Разлетелись из гнезда птенцы,

словно из тарелки леденцы.

Птичка ходит по сугробам,

Вперед

Читать онлайн Владимир Холодок - Плыл по морю хариус

Похожие книги