– Странно, – Троицкий склонил голову, глядя на Илью поверх очков, – а я полагал, что ты уже прошение подал.
– Да нет, прежде ведь женой положено обзавестись.
– Это верно. А в академию?
– Прошение подал, только как сложится – не от меня зависит.
– Я когда-то вот так же с Калюжным… Правда, тогда я ему рекомендовал послужить на кафедре – так он и поступил… А ты уже окончательно решил в священство?
– Да нет, да вот решу с недели на неделю…
– Ну-ну. Когда решишь, ты уж, будь добр, мне сообщи.
– А что? – настороженно спросил Илья.
– Нет, ничего. – Троицкий застегнул портфель и улыбнулся. – А теперь обедать.
13
Казалось, всё решено. Лишь объясниться с Симой и подать заявление-заявку на регистрацию. Да вот беда, для встреч времени не хватало. Дважды встречались, даже побывали в филармонии на Ашкинази. И Сима была очаровательна! Лишь однажды заметил суровость в её лице, но поспешил отписать это на счёт внешнего воздействия. Она уже познакомилась со старшими Кронами – родители были в восторге, и даже поторапливали сына, чтобы не упустить такую умницу и красавицу.
В очередной раз Илья едва вырвался из Лавры, да и то с предупреждением – к закрытию ворот возвратиться. Из электрички созвонился с Симой: бесцеремонно и объявил, что едет для того, чтобы подать заявления на регистрацию. Сима грубовато засмеялась:
– Лихой ты гопчик – и догадливый!
– Что за гопчик? И в чём догадливый? – Илья и брови сдвинул.
– Гопчиком Солженицын хорошего человека называл в «Одном дне». А что догадливый, так ведь и мне пора замуж – засиделась, как говорят.
– Вот и хорошо, – холодно прозвучал и его ответ. – У меня сейчас телефон разрядится. Захвати необходимые документы, встретимся на Ордынке. Радуйся, – закончил он на иврит и прервал связь.
Похоже было, что Сима играла – или вообще, или по телефону. Настроение испортилось, Илья неожиданно подумал: «А ведь она даже не поинтересовалась за всё время, чем я буду заниматься после семинарии?» – Но уже тотчас и решил: «Да она всё знает от Татки и родителей… Красивая… Откуда и взялась? Татка притащила… А согласится ли она жить за городом, на «хуторе»? Никуда не денется… Папочка ей подарит машину – пусть и катает к своим фирмачам… Павел Осипович разворачивается: и в Москве, и в Лавре говорят о нём: аудитория оборудована – просветительство начато. Только читай лекции – ни ходить, ни ездить! – сами придут. А вот какой из меня священник получится? Не знаю… Пётр Фёдорович не случайно заметил: Калюжному рекомендовал для начала лекции читать – вот он десять лет и читал, и только после этого в иереи… И у меня будет малая кафедра, а отец Павел служить наставит. Вот и ладно… Неужели это моя планида… моя идея? Если так, то не случайно отворотило от аспирантуры. А может быть как Павлу Осиповичу – лет десять лекции читать? Нет, это не моё… Если бы в университете – куда ни шло. – Илья и не сознавал, как его увлекает камерность, замкнутость среди «своих», чтобы идея была замкнутой. – А в общем, дело сделано: два образования – и в душе без вакуума… Подадим заявления – и пусть переселяется к нам».
И всё-таки электричка летела, как на крыльях, потому что и сам Илья летел на встречу со своей судьбой. Даже воспоминания о ней не позволяли оставаться бесстрастным: грезилась жена.
«Нет, только не монашество – никогда!» – в искреннем восторге восклицал он.
* * *
Когда Илья вошёл в свою комнату, Сима лежала на диване с книгой в руке, вторую руку она заложила под голову. Он уже вознамерился к ней, но она поспешно села, причем перед диваном стояла уличная обувь, и возбужденно проговорила:
