Никогда этого не забуду, потому что дружба — это не всегда бой плечом к плечу, это еще и отступление, тогда как хочется искупаться в крови.
Я вспомнила восторг, когда лезвие входило в тело бессмертника, вспомнила теплую искру жизни, перетекающую в руку из атама. Сердце сладко заныло. Отчасти я их понимала, и это пугало.
— Вы идете в Подгорный? — Хорошее настроение старосты испарилась вмиг.
— Да, — парень снова раскрыл книгу, — Тур Бегущий провел ночь и там.
— Святые, — улыбка старосты превратилась в гримасу, — вы смеетесь надо мной?
Вопрос улетел в хмурое небо и остался без ответа. Рука орола стала конвульсивно подергиваться, пальцы заскребли по алтарю, словно желая поцарапать камень. Внутренности орола лежали отдельно от тела, на лице не хватало части кожи, а он не умирал.
Земля и небо качнулись, но я устояла, хотя убежать захотелось сильнее, чем в переходе.
— Тогда мы можем помочь друг другу. — Взгляд голубых глаз палача переместился на Пашку, теперь он был серьезен.
— В чем? — Она говорила чуть насмешливо.
Я заставила себя не думать об алтаре. Не смотреть, а слушать.
— Двадцать часов назад, — стал рассказывать мужчина, — охотник загонял последнее лихо на сотню верст вокруг. Оба спустились сюда и столкнулись с оролом, — краткий взгляд на алтарь, — но от его крика растекся не защищенный амулетами чужак, а устаток лихого рода, шальной, необученный, его родители лишились голов еще в первую свалку с Видящим.
Целитель пожал плечами и захлопнул книгу. Таких историй в северных, да и в любых других пределах, без счета. Войны вспыхивали и затихали, дети рождались, родители умирали, и не всегда в свой срок.
— Охотник ушел. — В голубых глазах старосты сверкнул гнев. — Его взяли восточники из Подгорного.
— Взяли ветра-охотника? — засомневалась я. — Тогда им никто уже не поможет.
— Человека, — припечатал палач.
Слово упало, как немой укор. Иногда такое случалось. Кто-то из людей в силу обстоятельств получал информацию о нашей тили-мили-тряндии, о ее обитателях.
У таких было три пути. Первый — сделать вид, что ничего не было, и жить дальше. Ему следовало большинство. Второй — прийти в неистовство от открывшихся перспектив и нырнуть в омут с головой. Примерно четверо из каждого десятка так и поступали, закладывали душу и вливались в наш дружный коллектив. Шестеро исчезали. Возможно, уходили в безвременье, а, возможно, волки что-то недоговаривали.
Есть и третий, самый трудный путь, для твердолобых и отчаянных. Из добычи превратиться в охотника. На тот короткий срок, пока везение будет на вашей стороне. Может, удастся очистить мир от лиха, орола или даже падальщика. Пока ваши благие цели не привлекут внимания тех, кто человеку не по зубам — лгунов, ведьмаков, изменившихся, нелюдей или ветров-охотников. На этом карьеру истребителя нечисти можно считать оконченной.
Это и произошло с безымянным охотником. Старосту расстраивало то, что точку поставят восточники, а не он сам.
— Может быть, вы сумеете подобраться к нему, — глядя в сторону, стал рассуждать палач. — Мои все на виду, рожи успели примелькаться, а вы — чужаки.
— Может быть, — осторожно ответила явидь.
— И, может быть, вы совершенно случайно обозначите его местонахождение указывающим амулетом. — Мужчина нагнулся, подобрал обычный серый камень, такие сотнями валяются в пыли.
Темные глаза вспыхнули, перед нами стоял не обычный палач, на нас смотрел ведьмак, наделенный властью как над живой, так и неживой материей. Камень на секунду раскалился докрасна и с едва слышным шипением остыл.
