Несмотря на уговоры Аделины, Воробей отказывался оставаться всю ночь в стенах «Пьяного графа». Точно свой полуручной тезка, он прилетал поклевать крохи и снова выпархивал на волю, не говоря ни слова. Однажды я поймал его на воровстве из соседней лавки, и мальчишка исчез на неделю, заставив Аделину переживать и дуться на меня, но потом как-то вечером он опять объявился, проскользнув через заднюю дверь, как ни в чем не бывало.
Хотя оседлая жизнь не прельщала мальчишку, он всегда был рядом, когда я нуждался в нем, и сделался хорошим, если не сказать ценным помощником в моем деле. Я не подпускал его близко к тайнам своего ремесла и не давал серьезных поручений, однако пара молодых ног оказалась полезной, когда надо было передать сообщение, и я понемногу привыкал к его едва заметному присутствию. Он принадлежал к числу тех редких личностей, которых не обременяет нужда наполнять окружающее пространство риторическим словоблудием.
Адольфус предложил научить мальчика биться на кулаках, и, как ни трудно было Воробью признать, что существует еще искусство, которому ему надо учиться, мальчишке достало ума принять предложение гиганта. Воробей проявил талант к бою, и иной раз я с удовольствием наблюдал за их тренировками, покуривая косячок, в то время как Адольфус демонстрировал основные движения ног. И вот в одну из таких праздных минут начавшегося вечера Аделина, не сознавая того, направила мои стопы на путь гибели.
– Легче принять пять ударов в грудь, чем один в голову, – объяснял Адольфус; его жирное лицо заливал пот, когда во двор вошла его жена. – Никогда не опускай руки, – продолжал он, и рядом Воробей копировал его действия в миниатюре.
Голос у Аделины был такой тихий, что в тех редких случаях, когда она повышала его громче шепота, он казался почти что криком.
– Пропала еще одна девочка, – сказала она.
Я напомнил себе, что надо выдохнуть дым. Адольфус опустил руки.
– Когда? Кто? – спросил он низким сдавленным голосом.
– Вчера вечером. Мне сказала об этом Энн из булочной. Гвардейцы ищут ее сейчас. Девочку я не знаю. Энн сказала, что ее отец – портной, который живет рядом с каналом.
Адольфус бросил на меня хмурый взгляд, потом повернулся к Воробью.
– Тренировка окончена. Умойся и помоги Аделине.
Я заметил недовольство мальчика тем, что его исключили из разговора, но Адольфус мог проявить суровость своего нрава, и потому Воробей предпочел придержать язык за зубами.
Мы продолжили разговор, лишь оставшись с Адольфусом наедине.
– Что ты об этом думаешь? – спросил Адольфус.
– Возможно, девочка потерялась, когда играла в «крысу в норе». Или приглянулась какому-нибудь работорговцу и теперь сидит в бочке, которую везут на восток. Возможно, отец избил дочь до смерти да спрятал где-нибудь тело. Могло случиться все, что угодно.
Его единственный глаз уставился на меня, выполняя, как всегда, двойную работу.
– Все, что угодно, отлично. Это они?
Обычно лучше допустить самое худшее и исходить из этого.
– Возможно.
– Что ты намерен делать?
– Ничего. Я не стану совать свой нос в это дело. Правда, я сомневался, что сделаю такой выбор. Если это работа той же компании, что убила Тару Потжитер, быть неприятностям. Корона непременно позаботится об этом. Возможно, властям нет дела до мертвого ребенка из рабочей семьи Низкого города, но ясно как день, что они захотят узнать, кто вызывает существ из потустороннего мира. Только Короне позволено развлекаться темным искусством – привилегия, которую охраняют с особым тщанием. И так как отныне я был единственной связующей нитью с тем, что убило киренца, этого одного было достаточно, чтобы заслужить аудиенцию в подземельях Черного дома.
