Со второго этажа дома доносился шум. Я втянул в ноздри пары амброзии, сделал еще один вдох, и еще, и еще, пока склянка не опустела и в голове не зашумело так, будто рой пчел загудел возле ушей. Разбив пузырек о стену, я помчался по лестнице, перескакивая через ступеньку.
«Кровавая девственница» принадлежала к числу тех притонов, покидая которые немедленно возникает желание хорошенько отмыть щелоком кожу, – по сравнению с ним атмосфера «Графа» казалась великосветским чаепитием при королевском дворе. Факелы бросали тусклый свет на убогую обстановку внутренних помещений, нескольких комнат под трухлявой деревянной крышей, которые Заячья Губа сдавал по часам вместе с командой печального вида шлюх. Последние, словно каторжные, вырабатывали по две нормы, и даже при скудости освещения было ясно, что женщины обречены на длительное служение своему ремеслу.
Оценив ситуацию сквозь отверстие в стене, служившее окном, я подозвал взмахом руки одну из подавальщиц.
– Ты знаешь, кто я? – спросил я у нее. Служанка с вытянутым лицом и коричневатыми волосами кивнула в ответ, посматривая на меня тупым и безмятежным взглядом раскосых глаз. – Принеси-ка мне что-нибудь, куда не плевали, и доложи своему хозяину, что я здесь. – Я кинул ей медяк, и утомленная трудами служанка медленно удалилась.
Я дышал резкими, отрывистыми глотками и плотно прижимал кулаки к телу, чтобы не дать рукам задрожать. Я с подозрением озирался на посетителей и размышлял о том, как хорошо спланированный поджог заведения мог бы поспособствовать облагораживанию округи.
Через несколько минут служанка вернулась с большой кружкой пива.
– Хозяин скоро будет, – сообщила она.
Пиво было сильно разбавленным. Я с трудом проталкивал его в горло, стараясь не думать об убитом ребенке.
Дверь у дальней стены отворилась, Заячья Губа и двое его ребят вышли в зал. Танкред получил верное прозвище: глубокая щербина на его лице разделяла губы ровно посередине, и даже густая борода не могла скрыть этот природный недостаток. Помимо этой подробности, я мало что о нем знал. Когда-то он завоевал репутацию жесткого человека, но, по-моему, это ужасное впечатление скорее внушалось людям его увечностью.
Двое его спутников выглядели грубыми и тупыми – пара дешевых уличных забияк, которыми Танкред так любил себя окружать. Первого, которого все называли Пауком, я знал – наполовину островитянин, пухлый коротышка с подпорченным зрением от частых стычек с гвардейцами. В прошлые времена он вместе с ватагой второразрядных речных крыс нападал ночами на торговые баркасы и драпал с награбленным добром. Второго я никогда раньше не видел, но его рябое лицо и скверный запах свидетельствовали о низком происхождении так же явно, как и о его окружении и выборе поприща. Я допускал, что оба они были вооружены, хотя я заметил оружие только у Паука – кинжал отвратительного вида, заткнутый за ремень. Они обступили меня с трех сторон.
– Привет, Танкред, – начал я. – Есть хорошие новости?
Он ухмыльнулся в ответ, хотя трудно было сказать наверняка, что это усмешка – мешал разрез на губе.
– Слышал, что у твоих людей возникли трудности с компасом, – продолжил я.
Теперь у меня не осталось сомнения в том, что он ухмыляется.
– Какие еще трудности, Смотритель? Что ты этим хочешь сказать?
– Танкред, канал служит границей между нашими владениями. Тебе известно, что такое канал. Это та большущая канава к востоку отсюда, наполненная водой.
