Теперь уже, мне казалось, можно было развернуться и продолжить движение по шпалам.
– И куда ты направляешься? Тебе, разве, не сказали, что у нас здесь бродить по ночам не безопасно? Места глухие, зверья всякого полно… опять же, о беглых слух прошел. А ты идешь в сторону от поселка, не к нему, вовсе…
– Как не к нему? А куда? – закрутила я головой и в одну сторону рельс и в другую. – Мне казалось, что правильно иду.
– Не, а. Ошибаешься, – он чему-то радовался, вот дуралей.
– Хорошо, что сказал. Спасибо. Значит, мне туда, – указала в ту сторону, откуда и пришла. – А там что? В другой стороне?
– Ничего. Нет, если пару-тройку суток топать станешь, то там будет маленький хутор. А больше ничего. У нас здесь, знаешь ли, простор! Налево пойдешь и направо пойдешь, все равно, ничего не найдешь, – ему пришла охота веселиться, а мне, хоть плачь.
– А если пойти по этой тропе? – указала на стежку через поле с разнотравьем. – Там что?
– Можно. Тоже до села дойдешь. К своей бабушке попадешь. Но по шпалам быстрее. По ним только ночь идти. А через поле намного дольше.
– Как ночь? Я не могу ночь!
– Пожалуй, что так, – почесал он затылок, и от этого его бейсболка снова съехала на глаза. – Так зачем же ты так далеко от села ушла?
Поневоле стала к нему присматриваться. Он что, издевался? Эти его ухмылки и смешки! Может, парень мне врал? Что с него станется? С виду, совсем молодой, лет двадцать, максимум двадцать два. Я посчитала его, где-то, своим ровесником. Это по лицу, вернее, по тому, что видела из-под козырька его кепки, а много чего рассмотреть, никак не удавалось. Телосложение тоже оставалось загадкой. Все из-за безразмерно большой одежды. На нем были широченные штаны и видавший виды пиджак, одетый на голое тело. Ничего нельзя было увидеть определенного.
– Послушай, Саша! А сам ты куда сейчас? Не в село ли? Что если меня бы подвез? – кивнула в сторону прислоненного к ели его колесного средства передвижения.
– Не, а. Мне не туда, – продолжал он радоваться.
– А ты не мог бы одолжить мне свой велосипед? Я бы так скорее добралась до дома. Потом бы непременно тебе его вернула. Клянусь!
– Не, а. Не выйдет.
Что же его так разбирало на ухмылки? Я чувствовала, что начинала сердиться. Хотя, спрашивалось, с чего бы? Кто я ему? Впервые видел, и только. Назвалась внучкой неведомой Нюры, которую и в глаза не видела. А он поверил. Или нет? Тоже вопрос.
– Жалко? Или не доверяешь?
– Почему? Велосипед доброго слова не стоит. Да и тебе здесь деться особо и некуда: на многие километры ни одного населенного пункта. И вообще, у нас здесь все проще, чем у вас в Москве. А не дам оттого, что он сломан. Сама посмотри. Когда ты ко мне подошла, я что делал?
– Что-то там с ним ковырялся.
– Не что-то там, а пытался чинить. Только ничего не получилось. Придется на пасеку возвращаться.
– На пасеку? Это куда?
– Туда, – махнул рукой в сторону леса, куда устремлялся другой видимый отрезок тропинки.
Я проследила за его взмахом и тогда заметила, как стало быстро темнеть. Ельник стоял уже совсем черный и мрачный, не то, что поле, там еще было вполне симпатично в лучах заходящего солнца.
– Да?! – произнесла я в задумчивости, но уже подозревала, что была близка к полной растерянности. – Что же мне делать?
– Это вопрос! – он стал с усердием чесать себя за ухом, да так, что, казалось, совсем про меня забыл.
– Наверное, скоро стемнеет? И тогда я совсем могу потеряться. У тебя что, вовсе нет чувства сострадания?
