– Ой! Можно я их заберу?
– Берите, только они никуда не годятся, их в самом деле только сжечь.
– Нет-нет, не надо. Какие шикарные у Марии были подушки, – Молостиха уже во дворе, ничуть не брезгуя, извлекает их из кучи и обводит двор искренним восторженным взором, – а земля, как пушинка: ни одного сорняка в огороде. Вы продавать будете? Или как?
– Конечно, продавать.
– И документы в порядке?
– Да. Завещание, правда, на маму, но оно не в счет – она же раньше умерла.
– У меня мечта: купить этот домик внучке, и будет она у меня под боком. Ты пока не объявляй о продаже, я поговорю с дочкой и зятем – и, наверное, возьмем у тебя хатку.
Из-за сильного ветра Саша не стала жечь тряпки и диван, облила пол хлоркой, оставила открытыми форточки и, прихватив мешочек, ушла домой.
Денег было около пяти тысяч.
– Вот, клад нашла, – умытая и в нормальной одежде она вошла к Гоше, держа двумя пальцами источающий нехороший душок мешочек.
Гоша и двоюродный брат Олег сидели на диване, и как бы тренируя себя повторением пройденного материала, говорили о машинах и их технических характеристиках. Саша считала меланхоличные беседы своих братьев о двигателе внутреннего сгорания более достойной забавой, чем сальные анекдоты или похабщина о женщинах.
Олежек – только так его звала мать Саши, вскоре после рождения оказался на попечительстве Валентины и Нюси, потому что его родители были студентами. Раннее детство Олежека прошло в доме Нюси, а когда молодому специалисту Георгию, второму Нюсиному сыну, дали квартиру, Олежек все каникулы проводил с Гошей и Сашей. Это была дружба-кристалл. Прочная, прозрачная и красивая, с емким ожиданием встречи и горчичным прощанием, с детской копеечной кассой от каникул до каникул, чтобы к приезду Олежка обязательно купить побольше лимонада, рыбных консервов в томате и пирожных.
Сегодня Олег Георгиевич с майорскими погонами, заместитель начальника вневедомственной охраны приехал поддержать своих родственников. «Пусть соболезнование было сухим и маленьким, как затерявшийся в страницах давно нечитанной книги лист дерева, пусть нескончаемые разговоры об автопроме отечественном и зарубежном, всё равно хорошо, что Гоша не один сидит с мыслями о предстоящих похоронах – молодец Олежек», – отметила Саша.
На ее находку брат смотрел, как на мелкую рану, чуть скривившись, и сестра была уверена, что мысли их об этих деньгах совпадали: «Не съела, не сносила, копила, а толку?» Уже три месяца, как такие деньги изъяли из оборота, и буквально несколько дней назад истекли сроки обмена.
– Туалет обклей, – посоветовал Олег со сквозной улыбкой на лице.
Олег имел семью – жену Светлану и сынишку, и уже этим отличался от своих двоюродных брата и сестры. Но главное его отличие заключалось в повзрослении – в этом естественном процессе, и не в должности дело. Стань он сварщиком или водопроводчиком, и тогда пробились бы черты мудрости и здравомыслия. Именно эти черты ценил в брате Гоша.
– Наш Олег во всём делает правильные выводы, – часто и с гордостью говорил Гоша, который сам, пропуская через свои руки иногда солидные суммы, и не имея финансовой поддержки от родителей, сохранил какую-то детскую романтику. И она во всем проступала, как старое пятно на ткани.
Саше был ближе прежний Олег – забияка, непоседа, немногословный юморист, и она тосковала по далекому образу, потому что его не вернуть, как детство и юность.
