– Она жива! Только в очень глубоком обмороке!
Франсуа расправил широкие плечи, ощутив внезапное спокойствие:
– Отнесите мадемуазель в мою каюту! – и прибавил. – Я найду, где буду спать…
В этот момент на лицо бесчувственного парня, продолжавшего лежать на палубе, несколько раз плеснули воду, он задрожал, зашевелил губами, и доктор Парос сделал знак, чтобы действие повторили.
– Эжени… – пробормотал молодой человек, распахнув глаза, и полубезумным взглядом уставился на людей вокруг себя.
– Эжени… – повторил он.
– Все хорошо, – ласково сказал врач, касаясь парня. – Вы в безопасности, вам ничего не угрожает. Я – врач…
– Эдвард, – пробормотал тот. – Эжени…
И снова потерял сознание.
Доктор Парос медленно поднялся с колен.
– Нужно унести его с палубы, – сказал он. – Здесь слишком много солнца, а ему его и так предостаточно было.
– Оттащите его на бак! – приказал капитан Шарби и взглянул на судового врача. – Как думаете, давно они в этой шлюпке?
– Пару дней, полагаю. Если у них с собой не было ни фляжки – этого достаточно для подобного состояния, – пробасил тот в седую бороду и прибавил. – Это страшный парадокс. В открытом море можно утонуть, но нельзя утолить жажду…
* * * *
Эдвард Косс переступил порог и оказался в комнате, которая чаще всего служила графу де Лакойе вместо кабинета.
– Звали, сэр? – спросил он, выпрямляясь как можно сильнее.
Арман слегка откинулся в потертом кресле и кивнул:
– Звал… – он взял со стола пепельницу, зачем-то взглянул в неё и отодвинул от себя, затем оценивающим взглядом смерил молодого человека.
– Когда я искал тебя час назад, – начал граф каким-то не своим тоном. – Мне сказали, что вы с Эжени ушли опять в скалы…
– Мы собирали моллюсков, сэр, – смутился Эдвард, опуская взор. Через приоткрытое окно снаружи донесся голос графини де Лакойе, потом чей-то смех. Послеобеденное солнце заглядывало внутрь, словно пытаясь узнать, что тут происходит.
– И… – осторожно продолжил Арман, нарушив возникшую паузу. – Ты ей сказал?
– Сказал… что? – Эдвард проглотил ком в горле, по-прежнему не глядя на собеседника.
Арман многозначительно скривился и вздохнул:
– Что, – передразнил он парня. – О том, что любишь ее…
Теперь молодой человек заметно порозовел и сильно сконфузился.
– Это… заметно? – осторожно спросил он.
Граф де Лакойе сдержал смех, стараясь держаться достойно.
– Поверь мне, да. По-моему, это знают все на острове. Кроме самой Эжени. Но о своих чувствах ты должен сообщить ей лично, а не я или кто-либо другой…
– Я… – Эдвард подбирал слова в замешательстве. – Я не уверен…
– В чем? – опять перебил его Арман, взмахивая руками. – В самом себе?
– Нет, сэр… Я не уверен, что Эжени отвечает мне взаимностью. Боюсь, она видит во мне старшего брата, друга. Не более того…
Граф передернул плечами:
– Но если ты ничего не сделаешь, она так и будет рассматривать тебя как друга! Как, по-твоему, Эжени увидит в тебе мужчину, который ее любит, если ты ведешь себя с ней, как с сестрёнкой?!
Эдвард молчал, смотря в одну точку. Весь его вид выражал неловкость и замешательство. Губы были сжаты в полоску. Очевидно было, что разговор причиняет ему почти физический дискомфорт.
Арман вздохнул и демонстративно подпер щеку кулаком, потом встал.
– Эдвард… – мягко начал он. – Я хочу, чтобы ты понял одну вещь. И я, и моя жена – мы заранее готовы одобрить ваш союз с Эжени. Но я наблюдаю за тобой все последние месяцы… – он сделал паузу. – Извини, я не вижу, чтобы ты делал попытки завоевать сердце моей дочери! Я не спорю, ты очень хорошо к ней относишься, я не сомневаюсь в тебе… Но подобное поведение вряд ли способствует ответным чувствам со стороны девушки, понимаешь это?
