По следам утопленниц - страница 20

Марфа делала все как велела ей Ершиха, давала отвар сыну из тех трав и, мажа лоб и щеки черной мазью с резким запахом, от которого поначалу даже глаза слезились. Первый день изменений не было никаких, и Николай Феофанович даже хотел вызвать уже отца Алексия, но Евдоксия ласково, как умела, его отговорила. На второй день мальчик стал часто просить пить, а на третий – стал просить есть. Ни поноса, ни жара больше не было. За все время мерзкое черное существо больше не возвращалось, но Марфа не могла теперь уснуть, долго не всматриваясь в темноту комнаты, пока её глаза сами не закрывались, и она не впадала в сон.

4. Новый день и еще один.

Дойдя до дома, Марфа вошла в избу и села на лавку у печи. Она громко заревела, а вокруг неё стоял свекор и свекровь, качая головой и не понимая, что твориться с невесткой. Евдоксия с ужасом смотрела на порванную и грязную кофту и на глубокие царапины на её коже:

– Да что же это такое… Да что за изверг это с тобой сделал?– качая головой, испуганно тараторила Евдоксия.

Марфа вдруг перестала реветь и подняла на неё свои заплаканные глаза:

– Никто. Сама упала в болото. Оцарапало меня всю.

Евдоксия качая головой, подняла невестку со скамейки, а Марфа протянула ей остатки тех трав, что дала ей Ершиха.

– Вот, что осталось. Простите меня.

–Тьфу!– громко сплюнул себе под ноги Николай Феофанович – Послали дуру на свою голову!

Марфа опустила голову, а Евдоксия приняв из рук невестки истрепанный жиденький пучок трав, сказала:

– Ничего, и того хватит чего донесла. Иди-ка ты в баню, Марфа, отмойся.

Марфа, тяжело дыша, прошла к комоду, вытащила оттуда чистое полотенце и вышла из дома. Войдя в предбанник, она села на скамейку и положив рядом с собой полотенце, тихо заплакала от пережитого. Она лила слезы себе на грязный от ила подол юбки, пока вдруг не осознала, что забыла из дома взять чистую сменную одежду. Как будто прочитав её мысли, она услышала, как к бане бежит запыхавшаяся Евдоксия:

– Марфа! Марфа! Одёвку то забыла взять!

Вытирая слезы со щеки, Марфа тяжело встала со скамейки и подошла к двери, чтобы открыть свекрови:

– Спасибо вам, мама,– тихо поблагодарила она её.

Евдоксия тут же вручила одежду невестке, потом зачем то украдкой заглянула внутрь предбанника:

– Может, подождать тебя? Уж если зашалит банник, я-то тебя выручу.

Марфа грустно улыбнулась:

– Если можно, то я совсем не против, мама.

Евдоксия прошла в предбанник, помогла раздеться невестке, сложив аккуратно всю её одежду на скамейке, и проводив её в баню, взяла деревянный ушат, налив туда горячей воды, стала выстирывать грязную одежду Марфы.

Немного успокоившись, после бани, Марфа позволила свекрови помочь себя одеть и, войдя уже в дом, сразу прошла на кровать и уснула крепким сном. Во сне ей все снилось золотое поле, озаренное полуденным солнцем и уходящая вдаль мать с новорожденным братом. Они все шли и шли, не оборачиваясь, не замечая Марфу, которая пыталась их догнать, но как бы она не старалась, это не удавалось ей сделать. Проснулась она уже рано утром, прямо перед рассветом. Федя спокойно сопел во сне рядом, подложив свою детскую ладошку под щеку, пуская слюни тонкой струйкой на пуховую подушку. Марфа осторожно встала с постели, чтобы не потревожить хрупкого сна сына и, накинув на плечи платок, вышла во двор, где уже светлело, и на горизонте появлялись первые лучики солнца. И все-таки как хорошо тут, когда кругом тишина и покой. Марфа потянулась, глубоко вдохнула свежий утренний воздух и вошла снова в дом, чтобы затопить печь и поставить в чугунке вариться кашу. Забот, кроме как этого, было еще много. Как раз к этому времени встала Евдоксия, которая могла взять часть забот на себя. Марфа, натянув старые войлочные чуни, решила выбежать во двор, чтобы подоить корову, выгнать её на пастбище, убрать после этого коровник, выгнать птицу на улицу, собрать яйца за ночь, вычистить птичник и бежать на огород, где работы тоже было до самого вечера. Весь день Федя бегал по улице с Фиской, а Никита и Николай Феофанович уехали в соседнее село, вот только зачем, никому не сказали. Фотиния убежала на речку, проигнорировав просьбы мачехи и родной бабки о помощи по дому. Тогда Евдоксия и решила, пока они с Марфой остались одни в доме, она окурит помещение, принесенными от Ершихи, травами. Взяв потрепанный худенький пучок, Евдоксия, подошла к лампадке, которую зажгла еще с утра, и поднесла пучок к маленькому фитильку. Трава не сразу занялась огнем, но как только разгорелась докрасна, выпуская едкий дым, Евдоксия тут же его погасила и пошла к порогу, начиная с сеней, окуривая все углы, все темные места. Марфа как раз вошла в сени, когда они были наполнены едким дымом от трав. Она встала у порога, немного откашлявшись, и как завороженная смотрела на свекровь, а потом посмотрела в ту самою сторону, где вчера видел её сын того, которого он назвал своим отцом. Сначала она ничего не видела из-за дыма, но присмотревшись, она вдруг уловила движение и похожее на человеческий силуэт. По телу пробежался холодок, руки немного задрожали, но Марфа, смотрела, все в тот самый угол, не отрывая взгляда. Она видела, как полупрозрачная тень как будто заметалась, пытаясь найти, как птица, выход из клетки, как из его рот беззвучно издается вопль.