В этом состоянии ее находили взрослые, мама торопливо будила, она капризничала. И тогда дядя брал ее на свои колени и, лаская, успокаивал чем-то смешным, от чего ей сразу становилось хорошо. В более зрелом, семилетнем возрасте Лора проявила способность запоминать и пересказывать все, что было в более ранних визитах в гости к дяде. Дядя быстро оценил ее талант и предложил маме позволить ему заняться обучением племянницы основам изящных искусств, короче, привить ей вкус к пониманию этого вида человеческой деятельности. Мама, гордая за дочь, согласилась вначале на часовой урок. А потом, чуть позже, разрешила дочери приезжать одной на эти уроки. Ей хватало своих забот, чтобы сопровождать дочь на эти занятия, ставшими частыми и продолжительными.
Уроки начинались с самого приятного: с угощения сладким чаем с десертом. Потом начиналась обстоятельная беседа об очередной творческой карьере знаменитого художника, скульптора на коленях дяди. Так было легче следить за ее вниманием, а также для удобства переворачивать страницы и картинки перед глазами племянницы, не отрываясь на прочие мелочи. Иногда она сама делала это. Если дядя замечал, что она устала, начала дремать, он останавливался и нежно задувал ей в затихшее ушко струю воздуха и гладил по головке. Со сладким ощущением она выходила из дремоты, ей хотелось мяукнуть пушистым котенком на его руках. Но он упрямо просил повторить сказанное. И удивительно, она повторяла. Справлялась и с этим.
Уроки изящных искусств на коленях дяди Самуила продолжались до ее тринадцатилетия. Тогда, увидев, как племянница любуется персонажами работы Ван-Дейка «Сусанна и старцы», дядя помолчал, а потом вкрадчиво сказал:
– Знаешь, по-дружески, почему бы тебе самой не попытаться стать натурщицей. Вполне развита физически, красивая и привлекательная внешность, посадка безупречна. Все, что надо…
– Смогу ли?
– Сможешь, не Боги горшки обжигают. Ничего сложного, немного терпения – вся премудрость. Все, что требуется при позировании. Сейчас, кстати, открылась вакансия у самого популярного нашего художника, Иннокентия Скворцова. Между прочим, мой приятель, могу посодействовать. Поговорю с ним о тебе.
– Да, здорово…
– Итак, решено. Пока это только между нами. Запомнила! Посмотрим, что он скажет; его Студия на балансе нашего Министерства. Никого не примут без рекомендации. Но конечно, будет проба, на ней ты должна показать, на что способна. Потому что будут и другие на это место. Возьмут лучшую. Понятно?
– Да…
– Хорошо, – серые глаза дяди, как у фокусника, покрылись загадочной пеленой и только обнажившаяся белизна зубных протезов в загадочной улыбке оживляла его лицо. Потом, будто вспомнив что-то, добавил сердито, – только чур, никому ни слова, даже маме. Скажешь, – все испортишь. Сама же и пострадаешь. Я позабочусь об этом. Итак, все зависит от художника и от худсовета Министерства. Увидим, пока терпение. Придешь через два дня. Все. Но помни о нашем секрете. Если хочешь, это будет клятва верности на годы.
С тем же загадочным видом он проводил племянницу до двери его четырехкомнатной квартиры. Там к ним присоединилась тетя. Все это время она была занята в своей спальне, куда без спроса был запрещен вход даже мужу, но когда услышала шум открывавшихся замков, вышла из ее «светлицы», так она называла свою комнату, традиционно вручить Лоре ириску в дорогу из своей коробочки.
