По странам и страницам: в мире говорящих книг. Обзор аудиокниг - страница 33

Ну, и много нового для себя заодно откроете. Знаете ли вы, к примеру, что в эскимосском языке имеются 70 прилагательных для определения цвета снега? Вы-то, небось (как и я, впрочем, до самых недавних пор), полагали, будто он всегда исключительно и только белый?

В аудиоформате роман Питера Хега представлен в исполнении Михаила Позднякова (студия «Логос»). Качество звучания вполне сносное. Впрочем, на звук вы перестанете обращать внимание довольно скоро, когда книжка поглотит вас вместе с потрохами, тапочками и прочими печалями и радостями вашего вынужденного заточения.

Мы продолжаем наше виртуальное путешествие галопом по Европам и после солнечной Каталонии, пасмурной Дании и еще более ненастной Гренландии переносимся на умеренно южные просторы Португалии. Впрочем, Португалия у нас будет достаточно условной, поскольку место действия романа «Перебои в смерти» португальского писателя-нобелиата Жозе Сарамаго ни разу в тексте не названо. Сделано это было, надо думать, нарочно: мол, такое могло случиться где угодно – да хоть бы и у вас, однако по ряду весьма характерных признаков в безымянной стране все-таки угадывается родина автора.

Роман начинается, что называется, «с места в карьер», без раскачки. Автор ставит читателя перед фактом: в некой не названной европейской стране в некий прекрасный момент вдруг перестают умирать ее жители. Заинтригованы? Дальше будет еще интересней. Вы себе даже не представляете, к каким последствиям может привести отсутствие такого привычного, такого прискорбного и, увы, абсолютно неизбежного явления, как смерть.

По своей структуре роман напоминает этакий Посейдонов трезубец, где одно острие – разящее жало социальной сатиры, политический памфлет, второе – вполне традиционная для Сарамаго развернутая метафора, эпос и притча одновременно, третье – уже не столь характерная для автора щемящая лирическая нота. Книга, по сути, и состоит из трех частей, каждая из которых написана в своем ключе. Начало походит на шумный поток, где слова и события стремительно несутся, обгоняя друг друга, сталкиваясь лбами, мимолетно изумляясь взаимному сходству и тут же разлетаясь в разные стороны, подобно бильярдным шарам. Сарамаго – эта горькая португальская редька (именно так его фамилия переводится на русский) – не скупится на сарказм. Вот на орехи достается одному из главных фетишей всякой власти – национальному флагу, который гордо реет на ветру, «Веселя и вселяя ликование в воинственные души». Иначе и быть не может, ведь «знамена вывешены в ознаменование столь знаменательного события», как полная и окончательная отмена смерти.

Примечательно, что первыми, что называется, натянуть безносой нос сумели не ушлые чиновники, не поднаторевшее в словоблудии духовенство (с этой шатией у писателя свои давние счеты, которые, полагаю, не были закрыты и после его смерти), не озадаченные владельцы похоронных бюро и не хитрые хозяева страховых компаний, но простые и оттого особо нежно любимые автором крестьяне.

Так – незаметно, исподволь – в веселую и злую свистопляску повествования, как нож в масло, входит второе острие трезубца. Думается, вряд ли кого оставит равнодушным сцена смерти и погребения старика и младенца. Сегодня, перечитывая роман, убедился, что помню ее почти дословно: от скрежета тележного колеса до весьма спорного на первый взгляд, но продуманного и взвешенного замечания одной из участниц скорбной процессии, что «предавать смерти и убивать – не одно и то же».