И людей они в жертву Тьме приносили, и велари тоже, и сами охотно под нож ложились во имя своей госпожи. Шизики ущербные.
— Говорю же — сектанты, — кивнула я, требовательно повторив: — Зачем?
— Все это было до того, как я ощутил твое восхищение. Это… очень теплое чувство. Мне понравилось.
— То есть раньше ты правда никакими положительными эмоциями не питался?
— Возможно, — Раяр в некотором сомнении пожал своими черными плечами, отчего по тьме вокруг нас прошлась волна. — Иногда мне удавалось ощутить слабый отголосок чего-то светлого, но при моем приближении оно исчезало.
Мы словно плыли на этом увечном матрасе по черному морю, и я очень радовалась, что не страдаю морской болезнью.
А моего кошмара, судя по всему, потянуло на задушевные беседы.
— Делмар был прав, ты меня не боишься…
— Боюсь до чертиков! — горячо заверила его я, чем вызвала легкий смешок.
— Если бы ты только могла ощущать эмоции, я показал бы тебе настоящий страх.
После этих его слов мне почему-то так жалко стало моего ужасного кошмара, что, будь он сейчас не такой жуткий, я бы его даже по плечу там, к примеру, погладила. Ободряюще. Но Раяр был страсть какой страшный, а мне было не так уж сильно его жалко, чтобы я рискнула потрогать эту не внушающую доверия тьму, из которой он был соткан.
Заметив, как Раяр косится на меня с легким интересом, я выпалила:
— А черный ты такой почему?
Все что угодно, любой нетактичный вопрос, лишь бы он не почувствовал мою жалость.
— В безлунье сила выходит из-под контроля, — ответил он, покрутив в воздухе рукой, оставляя за собой легкий, быстро тающий, недлинный дымный след.
— Мамины гены, да? А Делмар ходит и искрится?
— Нет, — ответил хищник равнодушно, но в его равнодушии чувствовалась какая-то горечь. — Я первенец, процесс был еще не отлажен, у меня… много отклонений.
Он был такой бедный, ну такой несчастный. Такой бракованный.
— Вернись, пожалуйста, в свои покои, — попросил мой бракованный кошмар, которого я уже очень сильно жалела.
— Ладно, — поднявшись, я, затаив дыхание, ступила на пол, ожидая, что сейчас мне отгрызут ноги по колено. Но нет, тьма охотно обхватила ступни, невозмутимая и почти неощутимая, как густой воздух или слишком жидкая вода, и она совершенно не спешила меня есть. — Давай так: я постараюсь тебя полюбить, утоплю тебя в положительных эмоциях просто. И никаких попыток ухаживать и завтраков в постель с твоей стороны. Договорились?
— Думаешь, у тебя получится? — кто-то тут очень сильно во мне сомневался, и, несмотря на мою заниженную самооценку, это была не я.
— Получится, — особой уверенности у меня не было, просто жить очень хотелось. — Ты, главное, не забывай о взаимности… Книги там почитай какие-нибудь по этому делу, ага?
— Книги, — задумчиво повторил он, очень меня этим обнадежив. Может, у них тут есть какая-нибудь специальная литература. Может, еще не все потеряно. В любом случае хуже советов Делмара едва ли можно что-то придумать.
Из гардеробной, а потом и из комнаты, так же затопленной тьмой, я уходила, стараясь не очень сильно задирать ноги и не подавать вида, что мне страшно. В свое оправдание хочется заметить, что идти по чему-то, что способно тебя сожрать в считаные секунды, довольно сложное дело.
Только выбравшись в коридор, я смогла с облегчением выдохнуть, недолго погрустить об удобных туфельках, что доставили для меня незадолго до ужина вместе с очередными готовыми нарядами и которые я оставила в гардеробной, не решившись искать их во тьме, и уже совершенно спокойно отправиться в свои покои.
