Но идеальная картина светлого будущего Бентлея осталась недописанной.
Кеннет и Валерия проходят мимо открывающихся лавок, контор, на них даже чуть не наезжает пьяный извозчик, Бентлей только ударяет тростью по дверце, выражая недовольство.
– Ужасное место, – недовольно бормочет испанка, но Кеннет не разделяет её мнения.
Они сворачивают за угол, выходят на широкую улицу, ведущую к площади и собору Святого Павла. Это место Бентлей помнит как нельзя хорошо. Мать верила в Бога, и на службы они всегда старались приезжать сюда. Особенно на Рождество. Это был один из немногих праздников, когда их семья представала на публике в лучшем своём виде. Кеннет выдыхает. Столько воспоминаний осталось на этих улицах, и столько вещей, связанных с произошедшим на них, он предпочёл бы забыть.
– Мы почти пришли.
Бентлей лукавит. Идти им приходится ещё добрых полчаса. И когда он замечает знакомую деревянную вывеску, даже не выцветшую от времени, на душе становится спокойнее.
«Контора семьи Кеннет».
И почему, имея непосредственную связь с морем и поставками шёлка, а также последующей перепродажей его, Лоуренс Кеннет хотел сделать из единственного сына священника, так и остаётся загадкой для Бентлея. Настояла ли на этом мать? Они никогда не разговаривали с леди Кеннет и не обсуждали ни решения отца, ни его самого после его смерти.
– Пойдёмте, мисс. Посмотрим, какие убытки без меня они понесли.
Бентлей оказался талантливым управленцем. Получше, чем его отец. Амбициозный, уверенный, он принимал все решения с холодной головой, стараясь ограничиться малой кровью. От перепродажи сырья Бентлей быстро перешёл к организации собственной мануфактуры. Шёлк, ситец, пряности, вскоре и заключение договора с плантатором Бартоломью Суортсоном в Вест-Индии. Он намеревался если не купить весь мир, то хотя бы договориться и разделить его с сильнейшими и лучшими из лучших. Он не побоялся и не побрезговал позаимствовать у французов экспериментальную ирригационную систему и был удовлетворён, когда Суортсон присылал ему отчёты, в которых итоговый результат был лучше прогнозов. Бентлей никогда не сомневался в нанятых им людях, любил своё дело. Вот только его смерть не могла не коснуться конторы.
– Мой отец определённо сказал бы, что вы делец, лорд Кеннет, – Валерия смотрит на вывеску. – Вы были очень богаты… до неё, верно?
Лорд предпочитает не отвечать на вопрос. Он мог стать богаче в разы, подчинить весь мир, но судьба в лице Морганы решила распорядиться иначе. Бентлей не чувствует на неё никакой обиды. Лишь воспоминание о безжалостности и беспощадности, с которыми он приколол её к полу, подобно тому, как дамы прикалывают булавками к платью ленты, вытесняет мысли о действиях О'Райли. Тех самых действиях, которые он ранее назвал бы резким словом «предательство».
Кажется, Моргана знала, видела и понимала намного больше, чем рассказала ему. И мучительно признаваться даже самому себе, что он никогда не узнает истинных её причин и мотивов, а вина за содеянное – за её и за его собственную смерть – лежит только на его плечах.
Стараясь сохранить непоколебимость, Кеннет переступает порог своей конторы, с силой толкнув дверь. Караульный у входа даже не поднимает головы. В конторе всегда было немало охраны. Его отец чрезвычайно ценил счётные книги и всю документацию, потому считал, что она должна охраняться от любых посягательств. К тому же в случае пожара, как всегда говорил Лоуренс Кеннет, будет больше людей, которые смогут вынести книги. После смерти отца у Бентлея не поднялась рука уволить всех солдат.
