После обеда пришел профессор Бернштейн. На лице его блуждала нервная улыбка, глаза его то и дело бегали, иногда выстреливая в меня опасливыми взглядами. Похоже, он слышал об инциденте и не очень-то желал ничему меня учить.
– Привет, Грегор! Как поживаешь? С новыми силами за новые книги? – профессор наигранно рассмеялся.
– Можете не стараться, я же вижу, что вам на самом деле не весело.
Улыбку с лица ученого будто стерли ластиком. Он скривил губы и поправил воротник халата.
– Что ж… в таком случае… давай лучше сразу перейдем к занятию.
Я с интересом повернулся:
– А какая сегодня тема?
Заметив мое любопытство, Бернштейн приободрился и стал вести себя чуть смелее.
– Сегодня я хотел рассказать тебе об основах оптики, преломлении света…
– Скукотища, – я снова отвернулся, уперев взгляд в груду игрушек, – я все это уже знаю. Я сам сформулировал нужные теоремы и вывел основные законы, которые, между прочим, куда точнее ваших. В современную теорию закралась непоправимая ошибка!
– Что? О чем ты говоришь?! Какая ошибка?
– Оптика не учитывает зон временного сдвига. Вы не знаете, как эти области преломляют свет!
– Но позволь, Грегор, что такое эти «зоны сдвига», о которых ты толкуешь? Я преподаю в крупнейшем университете страны вот уже тридцать лет, а никогда о них не слышал…
– Потому что вы узко мыслите. Это мои собственные соображения и исследования! Но их я не хочу обсуждать с вами. Ни с кем из вас.
– Ну, хм… – Бернштейн откашлялся, – тогда чем бы ты хотел заняться? Что тебе было бы интересно? Может, я все-таки могу тебе рассказать что-то новое?
Я призадумался.
– Можете. Расскажите поподробнее о теории относительности. Только очень подробно.
Глаза профессора загорелись.
– Частной или общей?
– Начнем с частной. У меня есть несколько вопросов, я их записал…
Только сейчас Бернштейн додумался опустить взгляд и посмотреть на пол моей клетки. Он весь был покрыт вопросами, которые я аккуратно записывал мелом. Профессор ушел ближе к ужину – мы много времени провели в спорах, таких жарких, что лицо Бернштейна из бледного стало красным, как один из осколков в калейдоскопе. Меня так увлекла дискуссия, что я совершенно позабыл и про то, что меня всего день назад били электрожезлами, и про режущий слух визг Алисы. Судя по всему, профессор тоже остался доволен – перед уходом он пообещал в следующий раз подготовиться более основательно и протянул мне руку через прутья решетки. Я неуверенно пожал его маленькую ладонь.
– Ты умнее всех, кого я когда-либо в жизни встречал. Не я должен к тебе приходить с учебниками, а тебя бы отправить в наш университет, провести пару уроков для профессоров.
– Спасибо. В следующий раз я все-таки расскажу вам о своей теории временных зон.
– Тогда принесу побольше тетрадей и ручек, – улыбнулся Бернштейн.
Следующий день стал особенным. Утром, раньше обычного, я услышал знакомый стук каблуков. Уже заготовив самые обидные слова, какие только знал, я подошел к решетке и увидел… не Алису. Женщина с темными волосами, с новеньким блокнотом и полной чернил ручкой, словно саму ночь закупорили в пластмассовом корпусе. Алису, похоже, уволили после инцидента со мной, или же она решила все бросить сама.
– Привет, Грегор! Я – твоя новая смотрительница. Как настроение?
– А где Алиса?
– Алиса? Какая Алиса?
– Та женщина, что была до вас.
– Она… перетрудилась, и ее отправили на отдых.
