– Я все знаю о тебе, – убедительно произнесла она. – А скоро и ты узнаешь обо мне.
И она повесила трубку.
109
Тем вечером меня ожидала встреча с друзьями. Уже несколько лет мы встречались по пятницам. Ничего особенного не делали. Просто разговаривали в баре за кружкой-другой. К нашим встречам я готовился всю неделю. В какой-то момент (не помню когда) они превратились для меня в пытку. Если выдавался шанс пропустить их, я пропускал. Но такое случалось редко.
Эти обязательные встречи напоминали хорошо отлаженный часовой механизм. Однажды незримый часовщик умелой рукой пустил его в ход. С тех пор все шло строго по кругу. Оборот за оборотом, одно и то же. Минимум эмоций. Минимум веры. Минимум надежды.
Одно и то же, от чего можно было сойти с ума.
Ассоциативное мышление, порой, подбрасывало жуткие образы. Я сравнивал свою жизнь с заточением в кольце полнейшего безразличия окружающего мира к моей частной судьбе. Время от времени в нем появлялись мои друзья. Но это не спасало от тоски и безнадеги, ведь они не приносили мне свободу, а становились такими же узниками, как и я.
Порой, судьба представлялась мне огромным циферблатом, по которому с заведенной неумолимостью отсчитывают неспешное время бездушные стрелки. Отсчитывают отведенное мне время, мое личное, дискретное в безграничности всеобщего времени. Ход стрелок магнитом приковывает взгляд, но он не бесконечен. Когда-нибудь закончится часовой завод, и стрелки, вздрогнув в предсмертной агонии, остановятся и замрут навсегда.
Но лучше об этом не думать. Иначе на каком-нибудь обороте сойдешь с ума.
И все же замкнутый круг существования в моей жизни присутствовал и был он на редкость прочным и идеальным. У каждого из нас хватало ума на то, чтобы это понять. Но ни у кого из нас не доставало смелости и духа, чтобы что-то изменить. Весь город жил так, сонно и равнодушно. Нищета разъедала улицы, ветшающие дома исходили новыми трещинами, дороги безостановочно и угрюмо покрывались выбоинами и ямами. Но всем было наплевать. Ремонт стоил денег. Жизнь стоила денег, а денег в городе не было. За ними ехали в столицу, но не все, а только смельчаки или отчаявшиеся отваживались на подобный шаг. Уж слишком рискованным он был. Только стоило им решиться и уехать, как город тут же утопал в волнах слухов и сплетен. Говорили разное: что кто-то сумел, а кто-то не сумел устроиться, кто-то заработал деньги, а кто-то вернулся в одних носках, потеряв все, кроме жизни.
Удивительно, но люди часто верят пустым, глупым словам. Каким бы серьезным не считало себя человеческое общество, в нем всегда найдется место иллюзиям и вере в чудо. Они обогащают скупую серую реальность, и люди сознательно им поддаются, желая разнообразить рутину и скуку. Однако же случается, что реальность в определенной своей части вдруг уступает место домыслам, вымыслам и фантазиям, из которых, в конце концов, рождается ложь.
Сила лжи – в ее гибкости, способности и маниакальной готовности к размножению.
Какой бы ни была правда, она единична, в отличие от множественности лжи. Ее уже не изменишь, она вечна, как каменная твердь. А ложь мелка и повседневна, как дешевое ожерелье из фальшивого жемчуга. Пока оно стянуто единой нитью, ложь еще можно контролировать. Но стоит сделать одно неловкое движение и порвать стягивающую нить, и тогда вовек не соберешь всех до последнего шариков из фальшивого перламутра, раскатившихся по полу в разные стороны. Один-два наверняка закатятся в такую труднодоступную, узкую и глубокую щель, где их уже никогда не найти и откуда их уже никогда не достать.
