– Все ли хорошо, миледи? – спросила Кэрри негромко.
– Сегодня мне гораздо лучше, спасибо. – Марша сумела слабо улыбнуться. Розовощекая девушка, которая хлопотала над ее прической, казалось, искренне ей сочувствует. – Пока я здесь, Кэрри, мы, надеюсь, подружимся.
Горничная застенчиво улыбнулась в ответ.
– Благодарю, миледи. – Затем ее брови поползли вверх. – Погодите-ка… пока вы здесь? Но разве вы вернулись не насовсем? То есть пока не выйдете замуж?
Марша пристально взглянула в глаза ее отражению в зеркале.
– Не знаю, – призналась она. – Могу я надеяться, что вам можно доверять? – спросила она после недолгой паузы.
Девушка энергично закивала:
– Клянусь, я никому не скажу.
– Отлично. Возможно, мне понадобится союзник здесь, в доме. Правда состоит в том, что я хочу вернуться в Оук-Холл.
Как только она произнесла это, ей тотчас же стало легче.
– Вы хотите вернуться?
– Да. – Марша поняла, почему не испытывает эйфории – или злорадства – после встречи с лордом Чедвиком. Это случилось потому, что ее план показать Дункану Латтимору и всему миру, что она счастлива и в одиночестве, имел совершенно неожиданное – и чудесное – последствие. Она стала личностью.
А теперь нужно вернуть это ощущение.
Кэрри начала закалывать волосы булавками. Марша с удовольствием наблюдала в зеркале сосредоточенное выражение лица горничной. Как легко и проворно двигались ее пальцы!
– Каждый день я становилась свидетелем того, что вокруг меня происходили чудеса, – задумчиво сказала Марша. – С девочками. С учительницами. С теми, кто готовил еду, убирал комнаты, ухаживал за садом, работал в конюшнях. – Она улыбнулась. – Это восхитительный мир, Кэрри. Мы все там – одна огромная семья. А когда что-то идет не так, как надо, я начинаю искать решение.
– Подозреваю, что вам это отлично удается, – с улыбкой ответила горничная.
– Спасибо. – Марша перебирала страницы томика стихов. – Моим любимым занятием в Оук-Холле было превращать печаль в улыбки. Хотя бы просто обнять девочку, которая поранила колено. Порой это касалось вещей посерьезнее, когда кто-то приходил в отчаяние. – Марша не удержалась и горестно поморщилась при воспоминании о собственном отчаянии. – Мне нравилось давать им надежду. – Она с трудом сглотнула стоящий в горле ком. – Это важная работа. И мне ее очень не хватает.
Кэрри замерла, держа на ладони длинный белокурый локон Марши.
– Это очень важная работа, миледи. Я просто восхищаюсь вами – ведь вы ее выполняли! И мне грустно за вас. – Она колебалась. – За то, что вас там больше нет.
– Что ж, – весело отозвалась Марша, – каждый день, пока я здесь, я хочу говорить с вами о школе и моих планах туда вернуться. Хорошо? Даже если со стороны будет казаться, будто меня занимает только болтовня с сестрами о вечеринках и поклонниках.
– Я не позволю вам забыть, – ответила Кэрри серьезно, почти сурово.
– Я уже поняла, что не позволите, – ответила ей Марша. – И заранее благодарю за желание меня слушать. Теперь я чувствую себя не такой… ненужной.
– Рада помочь, леди Марша, – безмятежно улыбнулась горничная.
Она немного напоминала Марше ученицу Дебору.
За завтраком отец помешивал чай и не сводил с Марши необычно печального взгляда синих глаз.
– Хорошо, что ты сегодня со мной, дочка, – сообщил он с ласкающим ее слух ирландским акцентом.
– Я рада быть с тобой, папа. – Она не кривила душой.
Он положил ложечку на блюдце.
