– В конце концов, «не сегодня-завтра старая дева» и отставная директриса тоже умеет сверкать, как алмаз, – прошептала ей на ухо Дженис, как только представилась свободная минутка посреди наплыва желающих с ними поздороваться. – Кажется, леди Эннис тебе завидует.
– Точно, завидует, – пробормотала Марша себе под нос. Она почувствовала некоторое удовлетворение.
– О чем это вы перешептываетесь? – вмешалась Синтия. – Что сверкает?
– Мороженое в солнечных лучах из окна, – объяснила Дженис.
– Да. Из-за всей этой суеты я совсем забыла про свое мороженое, – спохватилась Марша, собираясь подцепить ложечкой последний кусочек мятной сладости. И в этот момент на их столик легла тень.
Она подняла голову, и тоненький голосок в ее мозгу пропищал: «Сейчас растаю».
Потому что перед ней стоял Финн. Ее Финн! Тот, которому полагалось сейчас находиться в Америке.
После долгих лет она видела перед собой лицо своего первого возлюбленного – первого любовника, – и ее сердце стучало, грозя разорваться от волнения. Она не могла сделать ни вдоха.
Возможно, подумала она, принятые в обществе игры – не такая уж банальность, в конце концов.
– Марша! – В его обволакивающем голосе, который стал чуть ниже, чем раньше, слышалось неподдельное изумление. – Леди Марша, неужели это действительно вы? Я шел мимо и увидел вас в окне.
В окне? Что творится с братьями Латтимор, все-то они замечают. Зоркие, орлы.
Ей снова вспомнился лорд Чедвик. Настойчивый, неуемный граф увидел ее в окне швейной мастерской, а затем преследовал на улице. Хотел, видите ли, знать, обрела ли она идеальную жизнь. Всего за полчаса до того, как ее новая жизнь в Оук-Холле пошла прахом.
Ее ложечка застыла в воздухе.
– Зд-д-равствуйте, мистер Латтимор.
Финн стал еще красивее. Загорелая кожа, выгоревшие волосы красноречиво свидетельствовали о том, как долго он пребывал вдали от британских берегов. Юношеские формы исчезли. Он казался сильнее, суровее и старше – теперь это был настоящий мужчина.
Уже не мальчик. А она – она уже не та юная, впечатлительная девушка.
Он улыбнулся, и у нее пересохло во рту.
– Да, это в самом деле вы.
– Вы помните моих сестер, леди Дженис и леди Синтию, не так ли? – только и сумела сказать она.
– Разумеется. – Послав очаровательную улыбку каждой из сестер, он повернулся к Марше. – Через пять минут мне нужно встретиться с братом, взглянуть на лошадей в «Таттерсоллзе», – сообщил он с искренней озабоченностью. – Вы знаете, что я снова в Лондоне, уже насовсем.
– Я не знала. – К собственному удивлению – и неприятному к тому же, – она поняла, что доли секунды ей хватило, чтобы почувствовать ужасное раздражение. Разве сможет она сосредоточиться на своей задаче – вернуть должность, – если Финн будет в городе?
Однако раздражение быстро улеглось. Как можно было не залюбоваться его губами? Губами, которые так хорошо умели ее целовать? На остальное она и не решалась посмотреть. Просто вспомнила с болью в сердце, какой прекрасной казалась жизнь, когда она покоилась в его объятиях.
«Лучше, чем все то, что было у тебя на должности директрисы в Оук-Холле», – шепнул гадкий, злорадный голосок в ее мозгу.
– Прежде чем уйти, я хочу знать, будете ли вы сегодня на балу у Ливингстонов? – спросил он внезапно охрипшим голосом с некоторой ноткой надежды.
Марша видела, что обе сестры наблюдают за ней, не сводя глаз. Хорошо, что хоть под столом не толкают.
