Со временем, когда Рэм окончательно поправился и окреп, спаситель назвал его Графом и взял к себе в кинологическую службу. Многое им вдвоем пришлось пройти, многому научиться, но всегда, в любом деле полагались друг на друга, не подводили в трудный момент и шли по избранному пути вдвоем – человек и собака.
… – Ладно, ваша взяла! Сдаюсь!
Костыль отшвырнул пистолет, поднял руки и в эту же секунду резко сорвался с места и стремительно бросился бежать к забору. В считанные мгновения он достиг кирпичной кладки, подпрыгнул и, зацепившись пальцами за обитый жестью край забора, одним рывком подтянулся на руках.
– Граф, взять его! – крикнул Климов и отпустил поводок.
В три прыжка Граф настиг преступника и вцепился зубами в его лодыжку.
– А-а-а-а!!! Ладно, ладно, все! Отпусти, гад, больно!!!
Костыль свалился вниз и, завалившись на спину, вопя от боли, закрыл лицо руками. Граф отпустил его ногу и, вскочив передними лапами на грудь, приблизил оскаленную пасть к его шее. Послышалось яростное рычание:
«Ну все, крышка тебе, сволочь! Теперь моя очередь», – пулей пронеслось в охваченном местью мозгу служебного пса. Быстрое движение, и горло подонка будет разорвано в клочья…
– Граф!!!
Климов обхватил упирающуюся и рычащую собаку руками и с трудом оттащил ее в сторону.
Когда на Костыля надевали наручники, он посмотрел на Графа, и что-то мелькнуло в его памяти. Он опустил глаза и отвернулся, а служебный пес прислонил голову к ноге Климова и, лизнув его ладонь влажным языком, дружески завилял хвостом.
2016 г.
Благословлённый
Снежок шел на поправку долго. Сбитый лютой зимой огромным джипом на обледеневшей дороге, одинокий пес с переломанными костями и отбитыми внутренностями так бы и околел, если бы не отец Дмитрий, приехавший в город под Рождество за покупками для детей прихожан. Полуживого пса он срочно отвез в ветеринарную клинику, а потом, когда тот чуток оклемался, и вовсе забрал к себе в село. Добрыми, умелыми руками постепенно, да с помощью Божьей, молодой священник день за днем возвращал ему здоровье. И вернул. Срослись сломанные кости, зажили раны, и снаружи, и внутри. В тихом селе не было шума и грохота, не было мчащихся, пронзительно сигналящих и чадящих дымом машин, не было вечно куда-то спешащих прохожих, озабоченных мирской суетой, не было и самой суеты. Пес, которого священник назвал Снежком, постепенно окреп, потихоньку встал на ноги и ближе к апрелю стал выходить с отцом Дмитрием на улицу, а позже стал провожать его до дверей церквушки.
Жители села поначалу удивленно смотрели на красивую собаку с большими агатовыми глазами и белым «бантиком» на груди, а потом, узнав, что с ним произошло, стали гладить и ласкать, носить ему разные вкусности. Снежок останавливался у дверей храма, и когда отец Дмитрий входил внутрь, прощался с ним и возвращался домой. А вечером, едва на село опускались сизые сумерки, он вновь шел к церкви и, усевшись перед дверьми, терпеливо ждал своего друга. Двери открывались и закрывались за прихожанами, которые искренне радовались преданности и какой-то внутренней скромности собаки, у которой иным и поучиться было бы не лишним. Как только дверь божьего храма отворялась, Снежок как бы напрягался и внимательно всматривался в проем, в глубине которого горели свечи. Так и шел день за днем, и Снежок стал замечать, что его безудержно тянет к церкви. Он был мудрой собакой, он знал эту жизнь, он знал цену предательству и верности, и потому боролся за каждый свой вздох и биение сердца и, несмотря на тяжесть обид и страданий, жил, понимая, что это дар Божий. Несмотря на мороз, Снежок ощущал тепло и благодать, исходящие от церкви, тонким природным нюхом чувствовал чудесный запах воска и ладана.
