Взяла помаду и нанесла её на губы, машинально, почти не думая. Моё отражение было чужим. Бледное лицо, застывший взгляд.
Я не узнавала себя – ни внешне, ни внутренне.
Когда Адель ушла в сторону, напряжение не покидало комнату. Мы все продолжали сидеть перед зеркалами, стараясь не смотреть друг на друга. Казалось, что мир сжался до этих лампочек и теней, потому как выхода нет…
Вдруг дверь снова открылась, и двое мужчин закатили портативную вешалку, на которой висели одинаковые платья. Чёрные, короткие, безвкусные и явно неподходящие для того, что должно было случиться. Эти наряды ещё больше усилили ощущение нереальности происходящего.
Женщина шагнула вперёд, её голос прорезал воздух, как нож:
– Переодевайтесь!
Мы переглянулись, не понимая до конца, как реагировать. Взгляды были полны страха, паники, но никто не смел возразить. Сказать хоть слово против Адель было опасно. После того, как она унизила ту девушку у зеркала, все понимали, что она не станет церемониться с нами.
Одна за другой мы подходили к вешалке, выбирая по одному платью. Я чувствовала, как каждая моя клетка сопротивляется этому – но это сопротивление было бесполезным. Оно не могло ничего изменить.
Все мои мысли вращались вокруг того – как выбраться отсюда, как выжить.
Начали переодеваться прямо здесь. Неловко, молча, каждая снимала свою одежду, которая ещё совсем недавно казалась таким личным убежищем, а теперь стала лишь ненужной преградой. Кто-то неуверенно бросил взгляд на соседку, пытаясь помочь застегнуть молнию на спине.
Я тоже помогала – девчонки молча протягивали друг другу руки, чтобы застегнуть платье, как будто это был наш последний акт человеческой солидарности, несмотря на весь этот ужас. Застёгивая молнию другой девушки, я почувствовала её дрожь, и моё сердце ёкнуло.
Мы все были в одной лодке, и всё, что нам оставалось, – это держаться вместе, как могли.
Адель вышла в центр комнаты, её холодные серые глаза сверлили нас, как будто мы были всего лишь куклами, которыми она могла управлять. Скрестила руки на груди, с презрением оглядывая каждую из нас, и вдруг её губы изогнулись в мерзкой усмешке.
– Ну что, красотки, – начала она с издёвкой. – Готовы ублажать?
Её голос был как удар по нервам. Я ощутила, как внутри меня что-то обрушилось. Она продолжала говорить, и с каждым её словом, мой страх становился всё острее.
– Сейчас за вашу “прелесть” будут сражаться мужики. Ну не мечта, а? – её смех был холодным, как ледяной ветер. Он разрезал тишину, заполняя комнату отвратительным звуком.
Мы все замерли, словно загнанные в угол зверьки, не зная, куда бежать и как реагировать.
– Каждый боец выберет себе одну из вас, – Адель словно наслаждалась каждым своим словом. – И если тот, кто выбрал вас, одержит победу, – её глаза скользнули по нашим лицам, – постарайтесь не разочаровать победителя, ладушки?
Я смотрела на неё, но фразы не доходили до меня. Они звучали как-то отстранённо, будто не со мной происходило всё это. Внутри всё дрожало, словно хрупкий сосуд вот-вот расколется.
"Постараться не разочаровать?"
Я чувствовала, как меня начинает тошнить от её циничных разговоров.
“Как можно было говорить такие вещи, глядя на нас – на девушек, испуганных до полусмерти?”
Мои мысли были в полном хаосе.
“Мы – призы? За нас будут драться, а потом нас просто отдадут победителям, как трофеи?”
Сердце бешено колотилось в груди, и я едва сдерживала панику. Нужно было как-то взять себя в руки, но это было невероятно сложно. Всё происходящее казалось сюрреалистичным, словно я оказалась в фильме ужасов, от которого не было выхода.
