За последние два года Михаил заметно вытянулся и раздался в плечах, чем неизменно привлекал внимание окружающих. В сочетании с блестящей успеваемостью, успехами в военных науках, языках и выездке это предопределило его назначение к государю. Теперь ему приходилось принимать участие во многих дворцовых службах, поэтому возможность посетить Катю в Смольном появилась у него только после праздничных выходов на Новый год, в Богоявление Господне и большого бала в высочайшем присутствии – в очередную субботу, когда девушкам разрешалось видеться с родными.
Михаил вошёл в большую залу и не сразу разглядел сестру среди стоящих кучкой девушек. Она очень изменилась за последний год: подросла, по-женски оформилась, округлилась, на нежном юном лице играл румянец.
«Как хороша!» – отметил про себя Михаил, когда сестрёнка бросилась ему на шею.
– Мишель! – Катя крепко обняла брата и начала рассматривать его ладно сидящий на фигуре парадный мундир с двумя нашивками на погонах, галуны на карманах и шпагу. – Ух, какой ты стал!
– Ну а ты, Катюша, просто красавица! – не остался в долгу Михаил. – Пойдём присядем где-нибудь.
– Подожди, я хочу познакомить тебя со своей подругой.
Катя взяла Михаила под локоть и отвела в сторонку. Только сейчас юноша заметил симпатичную девушку, стоящую в углу и напряжённо смотрящую на брата и сестру
– Знакомьтесь, – Катя повела рукою в её сторону.
Михаил отметил про себя, что барышня очень смутилась. Она сделала книксен и едва слышно прошептала:
– Даша.
Щёлкнув каблуками и по-военному склонив голову, Михаил представился.
– Ну как ты, Мишель? – тормошила его Катя. – Что дома? Как родители?
– Хорошо, – машинально ответил он, не сводя глаз с Даши.
Он отметил про себя тонкие черты её бледного лица с маленькими подростковыми прыщиками; зелёный омут глаз, в основном опущенных долу и прикрываемых длинными ресницами; распущенные в нарушение институтских правил тяжёлые тёмные волосы, ниспадающие сверкающими в свете ламп волнами, и точёную фигурку, угадывающуюся под белым форменным платьем с синим передником и пелеринкой. Как же можно было смотреть на что-то другое?..
– Катюша, я вам, наверное, мешаю… – неожиданно проговорила Даша. – Тогда я, пожалуй, пойду…
Михаил, слегка оторопевший от нежного, тонкого, мелодичного голоска, поспешил заверить новую знакомую в обратном:
– Что вы, что вы! Вы нам нисколько не мешаете! – И, чуть помолчав, добавил: – Даже наоборот.
Катя едва улыбнулась краешками губ:
– Может быть, уйти лучше мне, Мишель?
Наступила неловкая пауза, которая была прервана вошедшей в залу классной дамой. Строгим и как будто даже ненавидящим взором она оглядела присутствующих и металлическим тоном произнесла:
– Всех, к кому не приехали родственники, попрошу покинуть помещение!
Даша сразу заторопилась, видимо не ожидая от наставницы ничего хорошего. Однако острый взгляд менторши уже выцепил её из толпы.
– Это что ещё такое?! Почему волосы распущены?.. Вы думаете, Новосельская, что в старшем классе можно вести себя свободно и не подчиняться порядкам?!
Даша, опустив голову, молчала.
– Слышишь, негодница?! Сколько можно делать вам замечания, дубина! Давно наказаний не получала? Марш в дортуар!
В зале воцарилась тишина. Все воспитанницы прекрасно знали, что возражать и тем более оправдываться было нельзя, поскольку это могло грозить строгим наказанием, что прекрасно вписывалось в казарменные порядки Смольного. И пускай в выпускном классе контроль классных дам за воспитанницами был ослаблен, порядки нарушать не дозволялось никому.
