Побеги - страница 19

Когда она снова открыла глаза, животное лежало на боку. Передние лапы у него были согнуты, а задние вытянуты и переплетены, длинная шея заломана. Выстрел пробил грудь: из рваной дыры сочилась блестящая черная кровь. В разреженном воздухе пахло дымом. Кира посмотрела на Зорева. Он стоял, опустив ружье, и смотрел на изуродованное существо. Голова прижата к плечу. Когда он повернулся к Кире, на его губах тряслась улыбка.

Потом он ушел в дом, а она заметила, что над головой животного венцом торчал куст крапивы. Ее острые листья были все в красную точку. Кира приблизилась к растению и наклонилась. Она старалась не смотреть на зверя, но то и дело цеплялась взглядом за сгустки крови на паленой шерсти. Стоя над крапивой, вдохнув колкий зеленый запах, она вдруг почувствовала, что очень устала, а упершись руками в землю, обнаружила блестящее – гильзу от патрона. Подобрав ее, еще горячую, туго зажала в ладони. Она ничего не почувствовала, но потом, раскрыв руку, увидела, что вдоль линии жизни образовалось продолговатое белое пятно и кожа в этом месте стала твердой. Говорят, крапива сжигает зло и, чтобы снять сглаз или порчу, нужно невзначай обжечься.

В тот день они занимались сексом на кухне – прямо перед большим окном с прозрачной занавеской. Она стояла облокотившись на столешницу, сколоченную Зоревым из гладких досок. От него пахло кровью, и когда он засовывал пальцы ей в рот, она заметила на костяшках несколько темных пятен. Она воображала, что смотрит на себя через экран окна, как на одну из героинь вечерних мелодрам про женщин, с которыми что-то происходит, пока они просто позволяют этому быть. Она чувствовала себя наэлектризованной и не сомневалась, что, если коснется лампочки, та загорится у нее в ладони. Зорев то отталкивал, то с силой прижимал ее к себе, нагибал и вытягивал за шею вверх, сжимал и сдавливал – словно она была куклой, а он мальчишкой, которому только и надо, что выкрутить ей руки-ноги. Она пыхтела, стонала, выла, впивалась в него губами. И вдруг произошло то, чего Кира никак не ожидала.

Скользнув рукой вдоль ее ребер до небольшой выемки на сгибе бедра, он ухватился пальцами за упругий стебель, и она заныла от боли.

– Что ты делаешь? – прохрипела она, и на глазах выступили слезы.

Кира повела плечом, дернулась, но Зорев держал ее крепко. Обхватив свободной рукой, он прижимал ее локти к груди так, что она не могла пошевелиться.

– Тихо, тихо. – В кулаке он сжимал маленький розовый цветок.

– Пожалуйста, – простонала Кира.

– Не бойся, – сказал он ей прямо в ухо, и шею обожгло дыханием. – Ты же мне доверяешь?

Она не потеряла сознание, просто тупо смотрела в окно. Там на лужайке перед домом было скопление одуванчиков, огромное желтое поле. В три года Кира упала в пруд. Сначала вокруг стояла абсолютная тишина и темнота, а потом чьи-то руки вытащили ее на яркое солнце. Самое отчетливое воспоминание – венок из одуванчиков у нее на шее. Эти мокрые цветы она помнила так хорошо, как будто все случилось вчера.

Придя в себя, она кое-как зажала рану, но по ляжке все равно текло, и пол был теплым и липким. Она не смотрела на Зорева, а когда он подался вперед, чтобы ее обнять, отшатнулась. Тогда он легко потрепал ее по голове – как нерадивого, но все-таки любимого ребенка. Потом она надела юбку, поправила кофту, подхватила белые босоножки с ремешками. Ноги у нее были перепачканы, поэтому она вышла босая на крыльцо, спустилась к желтым цветам.