От предложения участкового подвезти куда надо, она отказалась, ибо представления о том, куда ей надо, она не имела вовсе.
Варианты – как бы плохо всё ни выглядело – всё же были. Можно было поехать к маме и свалить на ещё одну не повинную ни в чем голову эту дикую историю, либо поехать к подруге, её появления не ожидавшей, но на то подруга и есть подруга, чтобы без предупреждения вываливать на неё лишнее и всякие жизненные перегрузки.
После короткого размышления был выбран вариант подруги. Маму надо было немного подготовить к подобным новостям, а то с неожиданных вестей можно было и кондрашку поймать.
– Лапа! – обрадовалась Гурова, открыв дверь и представ перед Еленой во всей красе перепачканного стройматериалами передника. – Как хорошо, что ты пришла! Я всё думаю, кого на помощь вызвать. Тебя сам бог послал – тут без дополнительной пары рук никак. Давай заходи, отмазываться поздно. Ты приглашена судьбой переклеивать обои!
Рослая, массивная брюнетка Алиса Гурова, могла сама и стенку покрасить, и поленьев на даче поколоть, чем, впрочем, всегда и занималась.
Затащив безропотную Елену внутрь, подруга начала сноровисто экипировать Елену рабочей одеждой, по всей видимости из старых запасов, никак не добравшихся до просторов дачи.
Муж Гуровой, Олежик, работал на буровой, контрактными сменами, и по месяцам дома не появлялся, предоставив вести всё хозяйство жене, снабжая её для этого всеми необходимыми средствами и уже не удивляясь переменам происходившем в его гнезде в его отсутствие. Алиса была самостоятельной настолько, что даже квартиру эту купила, не посоветовавшись предварительно с мужем, чему тот, по всей видимости был скорее рад, как человек молчаливый и замкнутый.
– Вот эту майку повяжи как бандану, – командовала Гурова. – И стиль сохраним и волосы чистые останутся. Не надо будет еще один раз в этом году голову мыть!
Елена безропотно приняла у нее из рук майку.
– Эй, да шучу я! Что за кислое выражение тут у вас на физиономии, Елена Викторовна? С красавцем своим, что ли поссорилась? Или что? – встревоженно остановила она свою суету, напряженно вглядываясь в отводящую в сторону глаза подругу.
Елена молчала, судорожно пытаясь не разрыдаться.
– Точно он, подлец! Чего сделал, говори сейчас же! – скомандовала Гурова.
В ответ Елена разразилась таким низким и пронзительным плачем, каким плакала в последний раз ещё в детском саду, когда произошло что-то очень-преочень обидное, навсегда к этому дню уже забытое.
Бросив все рабочие тряпки на пол, подруга схватила её в охапку и утащила на кухню, где пару минут сидела и гладила её, плачущую, по волосам, но потом решительно отстранившись, отодвинула ревущую Елену и, открыв дверь кухонного шкафчика, решительно выдернула оттуда бутылку водки.
– Я не хочу… – сквозь рыдания смогла произнести плачущая.
– Никто не хочет. Надо! Прими как лекарство! – скомандовала подруга, насильно запихивая стакан в трясущиеся пальцы Елены. – Ты же знаешь – я сама не пьющая, но тебе же вот необходимо, я вижу.
Та, задохнувшись, отпила, кое-как справившись с половиной дозы и отставила стакан в сторону.
Выслушав рассказ подруги, Алиса нацедила себе почти полную чашку и, поднеся ко рту, передернулась, разом выпив всю жидкость.
– Ты чего, Гурова? Ты же у нас не пьющая, – широко раскрыла не неё глаза Елена.
– Мне сейчас кого-то убить надо. Толь его, гада, то ли тебя, дуру. Его тут нет. Тебя и так жалко. Приходится убивать себя. Давай, и ты пей, иначе тресну тебя этой бутылкой по кумполу!
