— Ты дура, Вик! Мы есть твою новую грудь будем? Или оплатим ею аренду?
— Нет, заработаем. Сегодня очумительная вечеринка в «Прайде», богатеньких лошков будет — м-м-м, — протягивает.
— Я не пойду в «Прайд», клиенты этого клуба вполне могут свернуть нам шеи только за попытку их обдурить. — Шарю ногами в поисках тапок.
— Утрем нос закоренелым шовинистам! — Вика вдохновенно жестикулирует. — Ударим по кошельку мерзких кобелей, что в командировках снимают девчат вместо того, чтобы купить жене и деткам подарки! Отомстим за все слезы, пролитые в браке!
— Вик, ты что несешь? Ты и замужем не была.
— А не нужно воспринимать мои слова буквально. Не была, а кто-то другой был.
— Я не собираюсь оплачивать твою грудь. — Поворачиваюсь спиной, снимая футболку и надевая плотный топ. — Попроси Стаса. — Открыв со скрипом дверцу старого шкафа, достаю теплый спортивный костюм.
— Яночка, я обещаю, что одного вечера хватит на пару месяцев, плюс оплата остатка моей операции. Найду самых богатых и самых тупых. Яночка. — Она подходит ближе и помогает расправить завернувшийся край кофты. — И ты сможешь до января отдохнуть. Ты отдохнешь, а я восстановлюсь, как раз к новогодним праздникам. Только вспомни, какой заработок зимой, — кричит мне в спину.
— Нет. — С чувством гремлю эмалированным чайником по чугунной решетке двухкомфорочной плиты. — Хорошо, что у меня было отложено. — Достаю большую глубокую тарелку и высыпаю в нее половину пачки овсяных хлопьев быстрого приготовления. — Хватит на квартплату, аренду и сможем купить продуктов на неделю. Но в «Прайд» не пойду.
Я всегда тщательно выбираю бары или клубы, где мы «работаем». Вечер или два наблюдаю за посетителями, и в «Прайде» частыми гостями были волки. Не нужно слышать их запах, достаточно быть внимательной: высокие, сильные, громкие, наглые, собой занимают все пространство — их всегда много. А встречаться лицом к лицу с волками нашего города — такого пункта в списке моих желаний нет. Пока нет. Я не готова.
— Это та двадцатка, что лежала в кармане твоей толстовки?
— Да, — отвечаю и застываю с ложкой в руках. — Вика, что значит «лежала»?!
— Это значит, что больше там не лежит. Молочка достать? — Вика беззаботно открывает дверку холодильника и наклоняется к нижним полкам. — Нужно было оплатить хотя бы треть, чтобы за мной забронировали дату в клинике.
Казалось, что пар из ушей валит ничем не хуже, чем из носика старого чайника, что, кипя, подпрыгивал.
Лицо обдает горячей волной, так давно забытой — жаром обращения, но, к моему разочарованию, жар сразу же исчезает. Пальцы слабо потрясывает и больше ничто не напоминает, что еще лет пять назад я спокойно перекидывалась в волчицу. Злость и секундное проявление зверя отобрало много сил, словно и не было десятичасового сна.
— Яночка, — в ход идет лесть, — обещаю, один-единственный раз. И мы даже сможем сменить город.
— Нет, — заливаю кипятком свой завтрак, а на поверхности плывут одинокие жиринки сливочного масла. Соскребаю остатки с бумажной упаковки и аккуратно снимаю о край тарелки.
Я сменю город лишь в одном случае, когда узнаю о судьбе своего отца, мне нужно знать точно, что произошло. Но с каждым днем силы уходят: волчица отзывается неохотно, слух, зрение, обоняние и физическая сила покидают, уходят по капле.
— Все же у тебя глисты, — констатирует Вика в очередной раз. — Разве девушка твоего телосложения может столько съесть?
