Заколдованный круг. Что ты ни делай, хоть до звезды допрыгни, в итоге вернешься к той же съемной комнате на краю Москвы, к подносам в пиццерии. Кусая губы, чтоб не реветь, Свирская вышла с кастинга. Было уже почти десять вечера. Мало на что надеясь, она добрела до третьего павильона (используя последний шанс, пока у нее действует пропуск на «Мосфильм»). Там уже закончили съемки, сворачивались. Альбина спросила у белесого продюсера насчет работы. Ей повезло – им нужен был еще один помощник на площадке. Работа всего на пять дней, до конца съемок, и деньги за это копеечные, и ради такого счастья придется скоропостижно уволиться из кафе, где добывался хоть какой кусок хлеба. Аля покачалась секунду на нетвердых ногах и сказала продюсеру: «С удовольствием!»
– Кстати, я говорила, что я актриса? – спросила Альбина администратора.
– Было дело, – не прекращая жевать, отозвался Володька.
– Если вдруг услышишь о кастинге на главную роль, или не главную, да вообще хоть куда, вспомни про меня.
– Порно предлагать?
– Тьфу на тебя.
– Все понял, Альбин. Ты когда гильзы принесешь, сгоняй еще во второй корпус, там на третьем этаже, комната триста семнадцать, Эдуард Семенович…
Аля сгоняла к реквизиторам за гильзами, затем во второй корпус за протиркой для линз. («Между прочим, я актриса, – заявила она грузному Эдуарду Семеновичу. – У вас знакомых в кастинге нет ли?» А что? Вдруг повезло бы.) Когда Аля возвращалась, то подошла к третьему павильону одновременно с энергично шагавшей Жуковой. Главную продюсершу Аля видела второй раз, та не появлялась на площадке после памятного для Свирской дня, и сейчас Аля ощутила некоторый трепет. А вдруг Жукова как-то узнает, что Аля воспользовалась ее именем, чтобы попасть на кастинг?.. Нет, вряд ли.
Катерина Великая двигалась, как корабль на полной скорости, по Альбине равнодушно скользнула взглядом. Та пристроилась в фарватере. Жаль, что Жукова сегодня приехала без своей помощницы, Варвары. С ней Аля с радостью поговорила бы, и не только про кастинги.
Снаружи было начало дня, а в павильоне – неизменная полночь. Недалеко от входа блондин-продюсер, помаргивая белесыми ресницами, вполголоса обсуждал что-то с тощим, как сухая ветка, оператором.
– О! Тебя-то мне и надо, голубчик, – подхватила Жукова блондина под руку. – Поболтаем в стороне…
Аля, не торопясь за новым поручением, обвела взглядом бродящих под софитом-луной киношников. Милые, вы хоть понимаете свое везение? Вот вы переговариваетесь, щелкаете тумблерами, окликаете друг друга, висите на мобильных, канючите и требуете, перетаскиваете треноги и ящики, скрежещете чем-то о бетонный пол – и все это вместе создает рабочий гул волшебной фабрики. Вы – внутри волшебства, а я зацепилась за дверь, и меня скоро выкинут. Сегодня – конец съемок. Конец. А Углова сказала только: «Спасибо». Хоть в Ярославль возвращайся…
– Посторонись, – потеснили Алю.
Двое рабочих стали разбирать вчерашнюю декорацию, ломоть темного бара с как бы кирпичными стенами. Рядом реквизиторы расставляли финальные «точки над i» в декорации сегодняшней – женской квартире.
«Последний день», – произнесла она тихо, перекатывая во рту горечь звуков. Ей почему-то вспомнился другой последний день – у моря.
К морю Аля ездила один-единственный раз в жизни, давно – когда ей было семь лет. И лучше б не ездила. Отдохнула с мамой на курорте, называется… Лучше б не отдыхали!
