Лифт останавливается на нужном этаже, я вывожу из него покачивающуюся Александру, снова чувствуя себя её телохранителем. Ради выяснения правды сегодня я готов потерпеть. Довожу её до дверей номера и заставляю посмотреть на себя.
— Я хочу знать, почему ты решила устроиться ко мне на работу. Кто тебя прислал? Ответишь честно — расстанемся по-хорошему. Соврёшь — пожалеешь.
О да, она пьяна. Ресницы хлопают словно в замедленной съемке, не сразу ловит меня в фокус, но при этом умудряется не выглядеть отталкивающей. Пьяница, блядь, от кутюр. Окидывает меня помутневшим взглядом и делает манящее движение указательным пальцем. Грёбаная нимфа. Пьяна в дрова, но верна себе.
— Скажу, но только вам на ухо, потому что нас могут подслушивать.
Я не шевелюсь, и тогда она снова делает это движение: тянет меня за галстук и наклоняется к моему уху, отчего у меня моментально встаёт.
— Моего отца уволили с завода, а ему нужно платить ипотеку и кредит за мою учёбу. Мой брат связался с плохими людьми…
Сука. Снова надо мной издевается. Я перехватываю её горло и прижимаю к стене. Глаза стервы распахивается, рот тоже, колено упирается мне в бедро, под пальцами бешено пульсирует вена.
— Ты всё-таки подсыпал мне что-то в рюмку, грязный Люци, — выдыхает мне в лицо. — Потому что сейчас мне особенно нравится, как ты пахнешь.
Я вижу, как её влажный розовый язык обводит губы, чувствую, как грудь быстро и часто продавливает мою рубашку. Сжимаю её шею сильнее — стерва начинает дышать чаще, а улыбаться шире. Мне нужно, чтобы она перестала. Мой член у неё в горле блестяще справился бы с этой миссией, но мы по-прежнему стоим в коридоре отеля. Поэтому я сдавливаю пальцами её губы, наслаждаясь тем, как она испуганно ойкает, и проталкиваю между ними язык.
13. 13
Саша
— Тщеславие, — презрительно произносит Люцифер, сверля меня чёрными глазами. Даже в аду не снимает костюма от Armani. — Водится за тобой такой грех, Александра?
— Что за грех такой дурацкий, блин? — возмущаюсь я. — Какой человек в здравом уме не любит, когда его хвалят? Знаешь такую пословицу: «Доброе слово и кошке приятно»?
— Гнев, — не обращая внимание на мои веские народно-литературные доводы, продолжает он обвинение. — Гневаешься на регулярной основе: если пятку новыми туфлями натёрла, если грудь слишком пристально разглядывают.
— Протестую. Это половая дискриминация. Носил бы ты каблуки и имел бюст третьего размера, делал бы то же самое.
Уголок рта К. Серова самодовольно ползёт вверх, словно он признаёт превосходство мужской расы над женской.
— Чревоугодие. Сколько денег ты просадила в ресторанах на брускетты, пасты и морских гадов?
Я непонимающие хлопаю глазами.
— Твой свод грехов морально устарел, если ты не в курсе. Иначе в рай попадают только анорексики и страдающие язвой желудка.
— Лень, — холодным топором опускается мне на шею.
Я закатываю глаза. Ленюсь я только у деда на летних каникулах. Дома в Нью-Йорке на это просто нет времени — мой востребованный день расписан по минутам.
— Похоть! — обличительно объявляет Люцифер и грозной тенью поднимается со своего крутящегося кожаного трона.
— Вот похоть мне приписывать не нужно. В интимных связях я очень избирательна, и их у меня всего-то…
— Грязная похотливая грешница, Александра, — цедит Серов, подходя всё ближе. — Даже на Страшном суде стоишь с мокрыми трусами.
— Ты чего несёшь, нечисть? — фыркаю я. — Статья 128.1 УК РФ: Клевета. Слышал про такую?
