Я ухватилась за это. Это стало моим хобби. Мне хотелось собрать побольше денег, а зачем, я не знала, ведь у нас дома всегда был достаток. Но азарт, риск – это оказалось как раз тем, без чего я не смогла жить. Чтобы кровь моя не начала остывать в жилах, я должна была ее будоражить, без этого жизнь казалась мне бессмысленной вереницей серых, однообразных дней.
Я стала потихоньку обсчитывать клиентов. В основном тех, кто был мне не знаком, а значит, не являлся нашим постоянным покупателем. Денежки посыпались в мою копилку, которую я держала под кроватью.
Я все время боялась, что мать узнает об этом и серьезно накажет меня, но шло время, а она не узнавала.
Мне понравилось жить нечестно, совершать запретное и с замирающим сердцем, восторженно думать, что бы сказала моя мать, узнай она, что в данный момент ее Розали кружится на танцах или ест сладости прямо на улице, или, еще того хуже, пробует курить табак.
Я была свободна только по воскресеньям и в эти дни сломя голову бежала на танцы, уверяя домашних, что иду всего лишь за свежими цветами.
Танцплощадка привлекала меня изобилием представителей противоположного пола. Мне всегда этого не хватало, ведь с самого раннего детства я не видела у нас дома ни одного мужчины. А мне требовалось внимание мужчины. Тут их хватало, и не один из них оспаривал у остальных право потанцевать со мной. Мне это безумно льстило. Я понимала, что я очень мила, красива и элегантна, что мужчинам нравятся такие «персики», как я.
Я тоже отличила кое-кого. Его звали Дени. Это был высокий, мускулистый парень лет двадцати пяти. Ревность глодала меня, когда он танцевал не со мной, но когда мои руки касались его крепких плеч, все существо мое оказывалось во власти чего-то необычайного, даже волшебного. Нет, я не влюбилась в него, это была только страсть и инстинкт собственницы. Мне хотелось, чтобы Дени смотрел только на меня.
– Мне нравятся твои большие, голубые глаза, Розали. И твои русые блестящие волосы, – сказал он мне однажды. Затем погладил меня по голове. Во мне вспыхнул пожар.
Взгляд его скользнул чуть ниже, на вырез моего платья.
– И … твоя нежная кожа… – вдруг он прильнул губами к моему лифу. Меня обожгло его дыханием. Это было необыкновенно. Я позволила ему и еще кое-что, но при мысли о чем-то большем, меня захлестывала дрожь. Дени был всего лишь плотником, и моя мать, уж конечно, не придет в восторг от такого зятя.
Да и не известно еще, кто такой этот Дени. Что ему до меня: серьезное или так себе? Я допускала, что он ищет только развлечений. Я и сама была бы не прочь развлечься с ним, но если мужчине это не грозит ничем страшным, то для женщины все иначе.
В общем, я перестала ходить на танцы, одновременно и уважая себя за то, что еще не совершила глупости, и безумно сожалея об этих сильных плечах и горячем дыхании.
На этом заканчивается моя безмятежная жизнь. Уже через несколько дней в нее ворвется человек, сначала завладевший всеми моими помыслами, а потом женившийся на мне и давший мне моих сыновей.
Это случилось в тот день, когда мать, побывав в гостях у одной знакомой, вернулась чрезвычайно бледная, жалуясь на покалывания в животе.
– Наверно, у Клеманс была несвежая рыба.
Мама легла в постель, мы с Симоной по-очереди заходили в ее спальню, чтобы посмотреть, нет ли с ней ухудшений. К сожалению, ей становилось все хуже. Желудочные колики усилились. Несчастная, она едва сдерживалась, чтобы не закричать и не проявить при нас даже эту невинную слабость.
