Вскоре они выбрались на более пологий выступ – здесь проходил узкий коридор из камней, над головами нависали огромные валуны, будто застигнутые во время обвала. Сверху потоком сыпалась пыль. Мальчишке казалось, что стоит любой из них громко выдохнуть – и вся эта громада рухнет. Наконец Проводник вывел их к относительно просторной площадке, плоской и чуть влажной. В нос ударил тяжкий запах плесени.
В центре площадки торчали сломанные колонны из бетона, опоясанные старыми трубами, – быть может, это были опоры какого-то моста, давно рухнувшего в каньон. В полумраке угадывались груды камня, бугристые, с чёрными разводами. Когда они приблизились, мальчишка понял, что это вовсе не камни, а что-то более жуткое: спрессованные вместе останки живых существ, людей и животных, лежавшие здесь, высыхая годами. Деформированные черепа, вывернутые кости, остатки одежды – всё смешалось в одно месиво, словно кто-то складывал жертвы в кучу, ожидая, что их заберёт некто или нечто.
– Проклятие… – прошептал Старик Грант, осенённый тёмной догадкой.
В этом захолустье, казалось, не могло существовать ни единого уголка, не осквернённого смертью. Однако то, что они увидели дальше, было ещё более неожиданным: на сломанных колоннах выцарапаны слова, стилизованные под длинные символы какого-то древнего письма, смешанного с современными буквами. В прихотливых узорах скользили образы из первобытных кошмаров – то ли люди, то ли звери с пустыми глазницами. Кое-где торчали вбитые в бетон иглы из металла, на них висели обрывки чьих-то волос.
Проводник замер, и, когда остальные подошли ближе, он провёл пальцем по одной из надписей. Резкие линии образовывали нечто вроде рисунка, что-то отдалённо похожее на силуэт гигантской фигуры, возглавляющей толпу с опущенными головами. Фигура была лысой, громадной, с непропорционально длинными руками, и нижняя часть её тела словно переходила в клубок змей или проводов. Рядом врезался в камень символ: оскаленный рот и улыбка безумия.
– Это он, – прошептал Старик. – Говорили же: видели, как этот… чудовищный бродяга, их главарь, ведёт с собой орду. Везде оставляет знаки.
Кто-то из группы, ослабев духом, выругался, но Проводник поднял руку, призывая к тишине. Он вслушивался: откуда-то из тёмных провалов каньона доносился странный рокот, ритмичный, как удары сердца. Казалось, земля вибрировала, пульсировала под ногами.
– Уходить нужно, – сказал один из мужчин. – Не хочу быть здесь ни минуты. Чёртова бойня нам не нужна.
Но Старик Грант, нахмурившись, покачал головой:
– Пока стемнеет, нам не выбраться. Придётся здесь заночевать.
А ночевать им приходилось там, где они стояли. Сгрудившись среди ржавых труб и массивных осколков бетона, они постарались устроить подобие лагеря. Огонь разводить побоялись – дым и свет могли привлечь незваных гостей. Вскоре каньон окунулся в полную темень, лишь над головами, далеко ввысь, пробивался слабый отсвет звёзд, истёртых бледным заревом. Если в прежние времена люди смотрели на ночное небо с благоговением, то ныне оно, казалось, излучало холодное безразличие.
Мальчишка погрузился в беспокойные грёзы. Ему снилось, что он идёт по огромному коридору, пол выстлан костями, а стены выплескивают тень, то сжимающуюся, то расширяющуюся. Где-то вдалеке, за завесой пыли, он видел высокую фигуру, чёрную, как сама ночь, и понял, что это не человек, а ходячий символ всего ужасного в мире. Фигура обернулась, и в темноте сверкнули безграничные белые глаза, а губы раздвинулись в улыбке. Мальчишка начал кричать во сне, но из горла не вырывалось ни звука, а тот бледный гигант тянул к нему руку, длинную, с громадной ладонью, усыпанной обугленными символами.
