– Тут красиво, – прошептала Мия, больше себе, чем кому-то.
Эд кивнул, фокусник позволил себе просто смотреть. Без указаний, без тайн. Просто был рядом. Но тишина этой комнаты была не вечной. Что-то в глубине, под этой гладью, в зеркале, в воде, в запахе духов, подсказывало, что они ещё не дошли до главного. Просто пока им дали передышку. Диван не только выглядел неудобным, он таким и был. Старая обивка кололась, а торчащие пружины неприятно впивались в бока. Эд поморщился, поёрзал и наконец встал, слегка потирая поясницу. Он сделал шаг в сторону, и взгляд его случайно зацепился за стену, напротив, там, будто случайно забытые, висели плакаты: яркие, но выцветшие, исписанные витиеватыми лозунгами – «Великое шоу!», «Ночь чудес!», «Только один вечер!». Среди них затерялась маленькая, почти незаметная чёрно-белая фотография. Пожелтевшая от времени, с потрёпанными краями, она словно пряталась от глаз, но в то же время манила чем-то настоящим. На фото – восемь человек. Они стояли в ряд, облачённые в красивые костюмы, кто-то держал в руке шляпу, кто-то – палочку. Все улыбались, смотрели прямо в объектив, лучились теплом и уверенностью. За ними – шатёр, всё ещё новый, свежий, как будто дышащий. Но особое внимание привлекал девятый человек. Он стоял чуть в стороне. Худой, пожилой, он не смотрел в камеру. Его голова была повёрнута к улыбающимся, не с завистью, не с тоской, скорее, с тихим принятием. Он будто знал, что его роль – остаться за кадром, даже стоя внутри него. Эд медленно подошёл, встал на носочки, стараясь разглядеть лица. Но часть фото была испорчена, в одном углу кусок был вырван, в другом изображение стёрлось от времени, оставив лишь размытые силуэты, некие слова, вопросы хотели вырваться у него, но в этот момент он почувствовал чьё-то присутствие за спиной. Он вздрогнул, обернулся, позади стоял Адам. Без привычной сдержанности. Лицо его, обычно строгое и невозмутимое, сейчас хранило печаль, старую, неострую, как затянувшийся шрам. Он не смотрел на мальчика, он смотрел на фотографию. Глаза его были усталыми, но в них теплилось нечто другое, возможно лёгкое примирение.
– Кто на этой фотографии, Мистер Адам? – тихо, почти шёпотом выдохнул Эд, словно боясь потревожить чужую память.
Фокусник не сразу ответил. Долгую секунду он просто смотрел, как будто вновь возвращался в тот миг. Потом отстранился, словно закрыв внутреннюю дверь.
– Тебе это знать необязательно. Меньше знаешь – крепче спишь.
И вдруг что-то изменилось. Из глубины комнаты донёсся плеск. Сначала лёгкий, как будто кто-то прошёл по воде. Затем бульканье. Плотное, влажное, с эхом чего-то чужого. Из озера, недавно спокойного, начал подниматься пар. Запах, сладковатый и пряный, сменился резким, болотным, как от прелых вод в чаще, где не ступала нога человека. Эд и Адам повернулись. Поверхность воды вздрогнула, забурлила. Цвет стал мутно-зелёным, будто её кто-то перемешал с тиной. И вот из глубины появилась голова. Девичья. Вода стекала по её волосам, похожим на водоросли. Кожа с голубоватым отливом, с переливающимися чешуйками на шее и плечах. Она поднималась медленно, как будто не спешила. Казалось, она просто вышла из ванны, наслаждаясь теплом. Её глаза были закрыты. До поры. Когда веки приподнялись, она замерла. Перед ней стояли гости. И один из них знакомый. Узнанный. Мгновение и между ними натянулась тишина. Взгляды встретились. Адам снял шляпу. Медленно, с уважением, он наклонил голову в лёгком поклоне. Она не ответила. Но в её лице промелькнуло удивление, почти забытое.
