Под куполом цирка - страница 28
– Эдди… – прошептала она одними губами, не произнося слов.
В этом объятии не было просьбы. Была надежда. И попытка унять бурю в его груди. Эд вздрогнул, дёрнулся, хотел оттолкнуть, но… что-то в её прикосновении было знакомо. Как плед в дождливый день. Как свет в конце длинного, страшного коридора. Он всё же вырвался, но не резко. Отошёл. Вздохнул. Плечи опустились.
– Ладно, – выдохнул он. – Только не говори потом, что я тебя не предупреждал.
Он взял фонарь. Сжал в руке, как оружие. Теперь он был светом. Мия улыбнулась едва заметно и тут же снова стала сосредоточенной. Она подняла голову. Пошла вдоль стены. Вглядывалась. Рамка за рамкой. Фотография за фотографией. Это было испытание. Игра. Но настоящая. Мартин молча следовал за ними. Он не стоял в стороне. Он искал. Медленно, внимательно. Вглядывался в пыль, в щели, в края рамок, будто надеясь, что одна из них заговорит. Подскажет. Напомнит. В этом мраке они втроём были как единый механизм.
– Как ты вообще думаешь, чья это дверь? – Ди остановилась, глядя по сторонам.
– Они всё время меняются, – Адам пожал плечами, нахмурился. – Я не всегда запоминаю, даже за столько лет. Странно вообще, что тут пусто. Мы ведь ещё никого не встретили.
Он огляделся, зрачки чуть расширились.
– Как будто у этой двери нет хозяина. И именно это меня и пугает… – голос его стал тише. – Я даже не помню такой комнаты. Этот лабиринт, он должен ли он тут быть вообще?
– Ну, я не в курсе, – сдержанно ответила Ди. – Я по шатру не гуляю. Это вроде как твоя роль – быть проводником.
– Подожди… – он всмотрелся в неё. – Ты впервые покинула гримёрку?
– А что, удивлён? – Ди прищурилась. – Ты сам не особо хотел, чтобы я шла с вами. У меня и причин не было раньше выходить.
– А теперь, значит, появилась?
– Ещё какая, – усмехнулась она, но глаза её оставались настороженными. – Но озвучивать я её пока не собираюсь. Так что, это не твоё дело.
– Вот оно как… – Адам отступил на шаг, будто что-то понял.
Мужчина приостановился и задумался, девушка продолжила идти, не сбавляя темп, она не заметила, как он встал на месте смотря ей в след. Мысли окружили его, но мгновенно отпустили, как только он переключился. Они снова потерялись, снова ходили кругами, снова возвращались, как будто сама комната не желала их привести в нужное место, лишь испытывала терпение. Следующий поворот лабиринта вёл вниз по пологому спуску. Поролон под ногами стал тяжелее, будто напитался влагой. Стены теряли цвет, обивка висела клочьями, будто кто-то бесконечно дёргал её, искал выход. Свет тускнел. Где-то высоко что-то жужжало, над головой висели пластиковые цветные шары, безрадостные, пыльные. В углу, под выцветшим баннером с детскими рисунками, лежал ботинок. Простой. Большой. Поношенный. Тёмно-коричневый, с тяжёлой подошвой, засаленными шнурками. Слегка перекошенный, как будто его владелец прихрамывал. На носке вмятина, на боку тёмное пятно. Он выглядел неправильно. Слишком взрослым для детского лабиринта. Слишком реальным. Адам остановился. Его взгляд задержался на нём дольше, чем следовало. Он даже не наклонился, только стоял, будто ботинок мог в любой момент пошевелиться. Шаги Ди стихли за спиной. Вокруг было тихо. Слишком. Даже воздух стоял, как в пустой комнате, давно забытой. Никаких подсказок. Никаких надписей. Только ботинок. Брошенный. И всё же в его виде было что-то неуловимо знакомое. Ощущение, будто ты видел его мельком в коридоре, на лестнице, за занавесом. Много лет назад. Или во сне. Адам почувствовал, как кожа на шее покрывается мурашками. Не страх. Не воспоминание. Ощущение, что этот предмет не должен быть здесь. Но он был. И теперь они тоже здесь. Ткань на стене чуть колыхнулась. За ней узкий проход, которого раньше не было. Адам пошёл вперёд, не оглядываясь. Ди последовала молча. Ботинок остался позади. Они снова свернули. Здесь стены были выкрашены в грязновато-розовый, тусклый, словно залитый старым ламповым светом. Под ногами хрустела крошка пластика, мелкие детали конструктора или рассыпанные бусины. Впереди высилась старая трубчатая горка, облезлая, с заклеенными трещинами. Когда-то яркая, теперь выцветшая до цвета пыльной кожи. Округлая пасть горки была тёмной, втягивающей, как вход в глотку спящего зверя. Ди шла чуть впереди и вдруг остановилась. На полу, почти ровно по центру, лежала чайная ложка. Металлическая. Немного погнутая. С тонкой ручкой, чуть изогнутой. Казалось, она была вымыта, но по краю всё ещё оставалась тень старой ржавчины. Она блестела в свете единственной лампочки, как крошечная реликвия, оставленная нарочно. Ди наклонилась. На черенке была надпись. Выцарапанная, не выбитая, будто ногтем или ножом. Буквы расползлись, будто их выводили в спешке или с трудом. Можно было различить пару символов, что-то похожее на "Ма…", или "Ми…", но остальное стёрлось или было смазано. Ди подержала ложку на ладони. Тяжёлая, неожиданно холодная, как будто только что побывала в чьём-то рту. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Ложка лежала так, словно её положили специально, не уронили, не забыли. Она указывала прямо в зев трубчатой горки. Ди выпрямилась, всё ещё сжимая ложку, и медленно посмотрела на Адама. Он не говорил ни слова, но его лицо чуть изменилось. Лишь дрожь века, сжатая челюсть. Он тоже что-то узнал, хотя ещё не понял, что. Ди подошла к устью горки. Нагнулась, заглянула внутрь. Там было темно. Слишком. Ложка в её руке вдруг показалась тише любого шороха. Как будто сама горка слушала. Скатившись вниз, они не сразу поняли, что спустились. Падение закончилось мягко, почти нереально. Не было удара, не было конца. Просто, вдруг, они стояли. Комната. Тихая. Слишком тихая. Свет тусклый, как сквозь мокрое стекло. Стены будто в дымке, простые, облезлые, но без чёткого рисунка. Всё вокруг казалось знакомым. Пол – затёртый ковёр с неразличимым узором. Воздух густой, пахнущий чем-то кисловатым, бытовым – запаренным бельём, детским кремом, старым пластиком.