Под куполом цирка - страница 26



– Найдём детей, – сказал он. Голос хриплый, но твёрдый. – Неважно как. Найдём.

***

– Ну как, нашли что-нибудь? – обратился Мартин к детям из другого конца комнаты. Его голос дрожал, как будто он боялся услышать ответ.

– Ничего, – отрезал Эд, стиснув зубы.

– Значит… значит, выхода другого нет… – пролепетал клоун, отступив к стене. – Только через ту дверь.

Он показал рукой на проём, из которого тянуло холодом, как из могилы. Тьма там будто жила своей жизнью – плотная, враждебная.

– Там… там очень темно… – прошептал он. – Может… мы не пойдём? А?

– Вы же хотели выбраться, – тихо, но с нажимом сказал Эд. – Значит, идём. Но сначала найдём что-то, что поможет пройти сквозь темноту. Мы не полезем туда вслепую.

– Фонарик! – вдруг воскликнула Мия и, порывшись в коробке с пыльными куклами, вытащила старенький фонарь. Щёлк. Свет!

– Ого! – Мартин оживился, словно на секунду забыл про страх. – Он работает! Мы… мы сможем пройти! Это как настоящее чудо!

– Подождите, – Эд резко обернулся к нему, прищурился. – Вы всё это время сидели тут и даже не попробовали его найти? Он ведь был там все это время, рядом.

Мартин растерянно хлопал глазами.

– Я… я не знал, что он тут есть… правда, не знал… – он съёжился, словно готовясь к удару. – Пожалуйста… не злись. Я просто… боялся. Я давно здесь. Один. Всё время один…

Мия включила фонарик. Он работал, несмотря на свой древний, потрёпанный вид, будто не один год пролежал в пыли. Луч света вырвался наружу, разрезая густую тьму, словно ножом. Мартин медленно распахнул дверь и прищурился, не решаясь сделать шаг за порог. Вся его суть сопротивлялась, тело будто приросло к полу. За пределами комнаты начинался мир, который он почти забыл, пугающий и незнакомый. Но дети уже двинулись вперёд, маленькие фигуры, уверенно ступающие в темноте. Мия водила фонариком в стороны, луч метался по стенам, выхватывая картины, мерцающие и исчезающие, как призрачные лица во сне. Клоун двигался сзади, неловко, сгорбленно, как будто сам становился меньше ростом, стараясь спрятаться в собственной тени. Он ощущал, как пот выступает на лбу, холодный и липкий. Его плечи были напряжены, походка неуверенная, а в груди будто свернулся ком – страх перед неизвестностью, перед простым шагом вперёд. Глядя на уверенные спины детей, он вдруг почувствовал себя на их месте, не в смысле взрослого, ведущего, а наоборот. Он был растерянным мальчиком, потерявшимся в огромном, чужом месте, следовавшим за теми, кто будто знал путь. Ему казалось, что стоит потерять их из виду и он исчезнет, растворится в этом коридоре. Впереди девочка оглядывалась и в её взгляде читался тот же страх, что жил в нём. Казалось, они чувствовали одну и ту же тень, ползущую за ними по стенам. Клоун предложил ей либо подняться к нему на плечи, чтобы она чувствовала себя в безопасности, либо передать ему фонарик, с его ростом света хватит, чтобы осветить путь. Девочка выбрала второе. Мысль о том, чтобы посадить её себе на плечи, показалась ей пугающей, а ему неловкой. В груди у Мартина отозвалось лёгкое чувство стыда. Фонарик перешёл в его руки. Луч стал более уверенным, охватывая больше пространства. Стены вокруг вдруг стали проявляться чётче. На них висели фотографии в разных рамах, небольшие, пыльные, словно забытые. Эд подошёл к одной из них, разглядывая. Это были не картины, а именно фотографии, в тех самых рамках, как любят развешивать взрослые. Обои на стенах были морского оттенка, с узором в полоску, местами ободранные. Вся обстановка теперь больше напоминала старую прихожую, а не коридор лабиринта. Даже потолок был увешан снимками. Мартин подошёл ближе, взгляд блуждал от одной фотографии к другой. Они были странные: размытые, порой оборванные, где-то стекло было разбито, в других – невозможно было разобрать, что происходит. Среди этого хаоса одна рамка вдруг привлекла его внимание, крошечная, почти спрятанная в углу. На ней была чёрно-белая фотография простого дома. Ничего особенного: ни роскоши, ни величия. Обычный, почти скучный дом. Но именно он зацепил. Клоун присел, всматриваясь. Внутри что-то дрогнуло. Словно щёлкнул выключатель, приглушённая память коснулась чего-то важного. По щеке скользнула одинокая слеза. Дети сели рядом, тихо, стараясь не потревожить его. Мия легонько коснулась его руки. Этот жест не нуждался в объяснении. В её прикосновении было странное, неожиданное сочувствие, настоящее, искреннее, будто рождённое в самой глубине детской души.