– Полагаю, кастовая система позволяет им поддерживать в обществе некий порядок.
– Порядок в обществе, Джаханара, создают справедливые законы. А не дискриминация.
– А у нас разве не то же самое? Ведь ты и юноша, работающий в поле, занимаете в обществе неравное положение.
– Знаю, – сказал Дара, медленно кивнув. – И также знаю, что, как бы сильно мне ни нравилась Ладли, я никогда не смогу на ней жениться.
– Ты мог бы попросить у отца согласия на ваш брак. В конце концов, он же просил своего отца, чтобы тот разрешил ему жениться на маме.
– Да, это так. Но я не могу последовать его примеру, – печально произнес Дара. – Не забывай, что сначала у отца появились другие жены. И мама, будучи мамой, не боялась соперничества с ними. Ладли же на это и вовсе будет плевать.
Мы замолчали. Вокруг порхали птицы. В их гомоне тонул шум, который производил Исмаил, чистивший выложенную мрамором дорожку. Я стала крутить на пальце свое рубиновое кольцо, наблюдая, как переливается на солнце камень.
– Ты любишь ее, Дара?
– Философы говорят, что любовь...
– Ты ее любишь?
– Любовь тут ни при чем. Люблю я Ладли или нет, я все равно женюсь на женщине, брак с которой будет политически выгоден для нашей страны. И ты тоже выйдешь замуж по расчету. И поверь мне, мы с тобой оба очень скоро вступим в брак. Я уже слышал, как отец говорил о своих планах насчет нас.
Я представила упитанного мужчину, которого отец, возможно, выбрал мне в мужья, и выбросила этот образ из головы – отшвырнула как гнилое яблоко. Потом опять все свое внимание обратила на брата, желая поговорить с ним о том, что тревожило меня в последнее время.
– Аурангзеб пользуется успехом при дворе. Он не тратит время на чтение и письмо, а все чаще упражняется с мечом или заводит дружбу с нашими военачальниками.
– И что с того?
– А тебе... не приходило в голову, – прошептала я, – что, когда отец умрет, Аурангзеб попытается взойти на Павлиний трон?
Дара выронил виноградинку.
– Ну что ты, Джаханара! С каких это пор тебя стали посещать подобные мысли?
– Мама хочет, чтобы я...
– Несла вздор?
– По-твоему, это вздор, что Аурангзеб захочет претендовать на трон? – спросила я. – Порой, когда отец говорит, что он прочит тебя в преемники, я вижу, как меняется в лице Аурангзеб. Он пытается скрыть свою злость, но ему это плохо удается. Аурангзеб всегда знал, что ты любимчик отца и что, как бы он сам ни отличился, трон все равно тебе достанется. По-твоему, какие чувства владеют Аурангзебом? Что бы ты сам чувствовал, если б отец любил тебя меньше, чем Аурангзеба, и все бы об этом знали?
– Но я не могу...
– Это очень обидно, Дара, – сама ответила я на свой вопрос. – И думаю, Аурангзеб так сильно обижен, что ему было все равно, утону я или нет. Он спокойно наблюдал, как я погибаю. Зависть толкнет его на борьбу с тобой за обладание троном.
Мой брат вяло отмахнулся от назойливой мухи:
– Я никогда не пытался причинить ему боль. И никогда его не обижу. – Дара помолчал, наблюдая, как муха села на ствол растущего рядом гранатового дерева. – Как и ты, я хочу быть ему другом. И потом, он ведь знает, что император вправе выбрать себе преемника. Так было всегда.
– Не спорю. Хотя то, что отец намерен сделать тебя своим преемником, еще не значит, что ты взойдешь на трон.
– Аурангзеб против меня не пойдет.
Дара потянулся за очередной виноградинкой, а я наклонилась к нему:
